Вещь в себе и явление - Доктрина понятного и эмпирического характера

Оглавление:

Общее значение слова «характер» Кант понимает как «индивидуализирующее, типичное или особенное качество», «характерное», «регулярность» и даже «привычка». Не случайно греческое «зиот» уже выражает понимание характера как «постоянство привычки».

В то же время, Кант сталкивается в антропологии с прагматической точки зрения с дальнейшим разделением характера — на физическое и моральное. Первый он понимает как «отличительную характеристику человека как чувственно воспринимаемого или естественного существа», второй — как «отличительную характеристику человека как рационального существа, наделенного свободой». Физический характер, согласно Канту, — это «природа» и «темперамент». Моральный характер или способ мышления — это «то, что он готов сделать из себя».

Преемственность кантийской доктрины «характера» в работах Шиллера, Шеллинга и Шопенгауэра основывается на разделении эмпирического и понятного характера, представленного им в первой «Критике…». В этом контексте характер следует понимать как способ существования человека, как форму человеческого поведения, а не как темперамент и изменчивость человеческой природы.

Доктрина понятного и эмпирического характера

В то же время, Кант сталкивается в антропологии с прагматической точки зрения с дальнейшим разделением характера — на физическое и моральное. Первый он понимает как «отличительную характеристику человека как чувственно воспринимаемого или естественного существа», второй — как «отличительную характеристику человека как рационального существа, наделенного свободой». Физический характер, по Канту, — это «природа» и «темперамент». Моральный характер или способ мышления — это «то, что он готов сделать из себя».

Преемственность кантийской доктрины «характера» в работах Шиллера, Шеллинга и Шопенгауэра основывается на разделении эмпирического и понятного характера, представленного им в первой Critique….. В этом контексте характер следует понимать как способ существования человека, как форму человеческого поведения, а не как темперамент и изменчивость человеческой природы.

Таким образом, согласно Кантской доктрине, каждая вещь имеет эмпирический характер, определяемый тем, что эта вещь является «как явления, проходящие через другие явления» (явление среди явлений, которые относятся друг к другу как причины и последствия): «характер вещи в явлении». В то же время, вся сфера явлений должна иметь фундамент, который уже не может быть феноменом, а сам по себе является вещью. Отсюда следует, что каждая вещь, в дополнение к своему эмпирическому характеру, имеет понятный или «характер вещи как таковой». Это означает, что в отношении любого явления можно утверждать, что оно является одновременно и результатом дела, и в то же время свободно возникает на понятной основе. А рациональный человек подчиняется как закону естественной причинности, так и закону свободной целесообразности. Она не может отказаться от послушания первому, потому что, несмотря на закон свободы, она должна удовлетворять естественную потребность в счастье. Точно так же она находится во власти закона свободы, ибо «только в этом подчинении она имеет и осознает достоинство своей свободы».

Таким образом, хотя человеческая деятельность подчинена полностью естественным причинам, в то же время признается, что она также подчинена причинам, которые проистекают только из разума. Хотя это невозможно доказать эмпирически.

Субъект как явление

Как явление, субъект имеет эмпирический характер, строго определенный в своих проявлениях законом причинности. В то же время, оно основано на вещи, которая находится вне пространства и времени, свободна от закона причинности, единообразна и неизменна. Сама по себе природа субъекта является понятным характером, который не может быть известен напрямую, так как он есть только во всех действиях субъекта. Мы можем только «думать о нем в соответствии с его эмпирическим характером», как о трансцендентальном субъекте, лежащем в основе явлений, «хотя мы совсем не знаем, что он сам по себе».

В этом и заключается сложность перехода: понятный характер должен быть основой единства проявлений эмпирического характера, но не наоборот. То есть, я не могу вывести данные о характере способа мышления из эмпирических явлений. Это означает, что понятный характер никогда не будет полностью выражен в эмпирическом, поскольку последний представлен как индуктивная сумма действий, эмпирический ряд. И понятный характер вне времени, так что все дается сразу. Но поскольку время всегда незавершено, мы не совсем знаем, как оно еще может проявиться.

Выбираемый персонаж не дается напрямую, поэтому человек узнает о себе, последовательно принимая некоторые варианты. Это означает, что человек не может повернуть свое наблюдение на себя и узнать о своем внутреннем существе с помощью метода самоанализа, узнать о своем интеллектуальном характере. Он не может знать этого, не принимая решения в конкретных ситуациях, в которых он будет пытаться каждый раз, чтобы руководствоваться нравственным законом, и каждый раз он будет пытаться узнать от решения, которое он делает то, что лежит в глубине его совести.

Это порождает проблему: с одной стороны, воля реализуется в определенной серии действий, которые следуют друг за другом во времени, и в каждой временной ситуации должно быть принято отдельное решение. С другой стороны, каждое из принятых решений руководствуется моральным законом, так что можно сказать, что все эти решения восходят к одному принципиальному решению. Решение, которое предписывает все мотивы в определенной иерархии: Есть закон, все остальное находится под ним, как цели и средства, подчиненные друг другу. Это проявление характера.

В связи с этим неизбежно возникает вопрос: является ли решение свободным, если, с одной стороны, оно всегда уже принято, а с другой стороны, мы можем узнать о нем только через совершенные действия? Мнения западных исследователей при ответе на этот вопрос разделяются на два противоположных вектора. Согласно первой точке зрения, эмпирический характер, выявленный в сенсорном мире, находится в причинно-следственной цепочке с другими явлениями. В этих условиях нет места свободе. В то же время, понятный характер, как «свободное дело» эмпирического характера, «определяется для всех одним вневременным действием». Свобода, таким образом, относится не к эмпирическому характеру, а к понятному. Аргумент другой точки зрения заключается в том, что «хотя наши действия находятся в причинно-следственной цепочке, они, тем не менее, совершаются свободно» в силу свободного рационального выбора причин наших действий. Другими словами, свобода заключается в выборе между склонностями и обязанностью следовать нравственному закону.

Связь этих взглядов с текстом Канта раскрывает определенный парадокс в его учении. С одной стороны, есть ясный выбор, свободно сделанный как единичный и вневременной акт, и сделанный выбор всегда воспроизводится в деяниях, совершенных позднее. Из этого следует, что каждый сделанный нами выбор априори должен сопровождаться принятием/отказом от категорического императива. Однако это противоречит фактическому учению Канта о рациональном выборе индивидом обязанности следовать категорическому императиву. Действительно, Кант делает это несколько парадоксальным: закон установлен мною, он исходит от меня самого, он не приходит готовым извне, иначе моя воля была бы гетероавтономной, но он установлен мною как нечто более высокое, чем я сам. В этом парадоксе кроется особенность категорического императива: он представляет собой то, что я ставлю не только для себя, но и для других, но он ставится мною самим. В этом контексте видно, что следование требованиям долга не противоречит свободе, а, наоборот, осознает ее: не я следую закону, потому что он имеет силу, а он имеет силу, потому что, установив его, я следую чему-то более существенному, чем я сам.

Для Шопенгауэра, опять же, это абсолютно невозможная ситуация, ибо я не могу «подняться» над собой, у меня нет ничего, чтобы генерировать это «больше, чем я сам». То есть это «больше, чем я» все еще «я», представляемое как обезличенная воля, которая в конечном счете проявляется во мне. Для Шопенгауэра понятие долга не имеет смысла; он настаивает на том, что само понятие долга является вымыслом. Однако прежде чем мы обратимся к интерпретации Шопенгауэром учения Канта, мы должны обратиться к текстам Шиллера и Шеллинга, чтобы полностью восстановить линию преемственности.

Как говорит сам Ф.Шиллер, его аргументация в «Письмах» основана на принципах кантийской философии. Фактически, основной проблемой его учения является поиск середины между двумя типами знаков. Более того, в тексте его работы мы находим представление Канта о свободе и необходимости: «Человек создан человеком тем, что он <…> способен разумно перевернуть те шаги, которые природа ожидала от него; он может превратить причину необходимости в причину свободного выбора и возвести физическую необходимость в нравственную необходимость». От Канта Ф. Шиллер также унаследовал идею свободного волеизъявления человека, который имеет «совершенно свободный выбор между долгом и склонностью».

Состояние природы и нравственного общества

В то же время доктрина характера Ф. Шиллера напрямую связана с его размышлениями о состоянии природы и нравственного общества, что в какой-то степени отличает его от идей Канта. Человек понимается Ф. Шиллером как в физическом, так и в нравственном смысле, а именно: «Физический человек существует в реальности, в то время как нравственный человек существует только проблематично». В этом Ф. Шиллер видит большую трудность, которая заключается в том, что «общество в физическом значении слова не должно прекращаться ни на мгновение, в то время как в нравственном значении слова, в идее оно только формируется». Поэтому общество нуждается в поддержке, основную цель которой Ф. Шиллер видит в освобождении от состояния природы, которое должно быть уничтожено.

По мнению Шиллера, необходимая поддержка не может быть найдена в естественном характере человека, так как он «любит себя и склонен к насилию», а потому «направлен скорее на разрушение, чем на сохранение общества». Но и эта поддержка не может быть найдена в нравственном характере, который всегда находится в процессе формирования, потому что он «свободен и никогда не проявляет себя». Описание Ф. Шиллером нравственного типа характера напоминает качества, которые Кант в своей доктрине приписывает понятному характеру, который «никогда не может быть сразу известен» и который сам по себе обладает свободой.

Ф. Шиллер видит поддержку, которую он ищет в создании характера третьего рода, который был бы связан с первыми двумя и «сделал бы возможным переход от правила простых сил к правилу законов и, не препятствуя развитию нравственного характера, послужил бы чувственным залогом невидимой морали». Для этого необходимо отделить произвол от физического характера, чтобы привести его в гармонию с законами, и отделить свободу от нравственного характера, чтобы приблизить его при этом к материи. Только в третьем виде созданного персонажа Ф. Шиллер видит безболезненное преобразование государства, ведущее к долголетию и соответствию нравственным принципам.

Искусство

Для Шиллера искусство является основным инструментом развития нового типа характера, поскольку именно оно является средоточием, создающим «среднее душевное состояние, в котором дух не чувствует ни физического, ни морального принуждения, но активен в обоих отношениях». Именно искусство занимает промежуточное положение в Шиллере, свободное от оков системы потребностей, идущих от состояния природы и от абстрактных правил морали: «Эстетический импульс к творчеству <…> освобождает человека от всех условий и освобождает его от всего того, что называется принуждением, как в физическом, так и в нравственном смысле».

Таким образом, искусство, понимаемое Ф. Шиллером, понимается как форма коммуникации, способная привнести гармонию в общество, ибо «только общение в прекрасном объединяет людей, ибо оно относится к тому, что является общим для всех». Целостность нового типа характера, по мнению Шиллера, должна быть найдена в людях.

Интерпретация Шиллером доктрины характера Канта имеет сходство с его, но в то же время проявляет заметную тенденцию к эстетике, что несколько дистанцирует его от логики аргументации Канта. Напротив, в «Трактате» Шеллинга о свободе есть гораздо более широкий спектр различных аспектов преемственности с позициями Канта.

Как признает сам Шеллинг, хотя он и начинает с кантийских терминов, он формулирует свое учение не в полном согласии с Кантом, а таким образом, что «его учение становится понятным». Он последовательно принимает разделение на ментальное и эмпирическое в человеке, но Шеллинг заменяет термин «персонаж» из Кантского словаря на «сущность». В доктрине Шеллинга, как и в Канте, свобода понимается не как случайный выбор человека в каждом конкретном случае, а как его внутреннее самоопределение, когда-то сформировавшееся. Это самоопределение основано на ментальном восприятии. И эта духовная осмысленность в первую очередь уже определена в ней; она действует, в отличие от эмпирической необходимости, «абсолютно свободно и абсолютно, <…> в соответствии со своей собственной внутренней природой».

Человеческая жизнь определяется во времени, но акт, посредством которого происходит это определение, принадлежит, по Шеллингу, не времени, а вечности: «она предшествует жизни не во времени, а через время». Таким образом, признавая существование предопределения, Шеллинг, следуя за Кантом, пишет о неслучайности человеческого действия, но в том смысле, что человеческое действие вечно, он «действует так, как действовал от вечности и уже в начале сотворения». Таким образом, Шеллинг устанавливает понятие врожденного добра и зла, воплощенное в идее нравственного предопределения. Кажется, что вина человека во зле проявляется не в его сознательных действиях, а в его бессознательном интеллектуальном самоопределении. Именно в контексте такой интерпретации кантовских понятий следует понимать более поздний трактат Шеллинга о первоначальном зле в человеке, к которому мы подробно обратимся во второй главе этого тезиса.

Вопрос о свободе и личности

Вопрос о свободе личности в философии Шопенгауэра связан с его тезисом об «иллюзии эмпирической свободы воли». В его учении воля свободна и всемогуща, «не только его деятельность, но и его мир исходит от него, и как он есть, так и его деятельность». Субъект, с другой стороны, переживает решение воли только эмпирически, только в момент выбора, и у него нет данных о том, какое решение примет воля. Поэтому уму кажется, будто в каждом конкретном случае для воли, которая является иллюзорной природой эмпирической свободной воли, в равной степени возможны два противоположных варианта. Аналогичным образом, решение самой воли остается неопределенным только для интеллекта, но объективно и само по себе каждое решение, принятое в момент выбора, всегда является детерминированным и необходимым. Иными словами, все совершаемые человеком деяния являются лишь бесконечно повторяющимся выражением его интеллектуального характера, а индуктивно суммированная сумма этих деяний составляет его эмпирический характер.

Свободная воля как вещь сама по себе никогда не распространяется на явление воли, которая «никогда не бывает свободной, хотя и служит проявлением свободной воли», потому что она уже проявляется в детерминистической форме. Соответственно, свобода воли в доктрине Шопенгауэра не распространяется на «рациональное животное с индивидуальным характером», то есть на индивидуума. Кант же, напротив, приписывает свободу как необходимое свойство воли всех рациональных существ.

Это неизбежно приводит к доктрине Шопенгауэра о непреложности человеческого характера: если человек может действовать по-разному каждый раз при одних и тех же обстоятельствах, то его воля сама должна измениться, из чего следует, что она должна лежать во времени, потому что изменения возможны только в нем. Но, по словам Шопенгауэра, не может быть изменчивым в зависимости от случая, и «что человек хочет в целом, он всегда будет в частности».

Так что между Кантом и Шопенгауэром есть разница: оба начинают с одних и тех же оснований, но приходят к разным, а в некоторых точках даже противоположным выводам. В дополнение к Кантской доктрине об интеллектуально жизненно важном характере, есть еще человек с разумом и свободой воли, из которого возникает его представление о возможности изменения мышления. Пессимистическая система Шопенгауэра, с другой стороны, делает вывод о постоянстве и фундаментальной неизменности человеческого характера.

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: