Оглавление:
Вряд ли кто-то станет отрицать, что физиологические потребности являются самыми насущными, самыми сильными из всех потребностей, что они преобладают над всеми другими потребностями. На практике это означает, что человеком, живущим в крайней нищете, человеком, лишенным всех удовольствий жизни, движут в первую очередь потребности физиологического уровня. Если человеку нечего есть и ему не хватает любви и уважения, он все равно в первую очередь будет стремиться утолить свой физический голод, а не эмоциональный.
Когда все потребности человека не удовлетворены, когда в организме преобладают физиологические влечения, может случиться так, что человек вообще не чувствует всех остальных потребностей; в этом случае такого человека достаточно назвать голодным, так как его сознание почти полностью захвачено голодом. В такой ситуации организм направляет все свои силы и способности на удовлетворение голода; структура и взаимодействие способностей организма определяются единственной целью. Рецепторы и эффекторы, разум, память, привычки — все это становится инструментом удовлетворения голода. Те способности организма, которые не приближают его к желаемой цели, дремлют или отмирают на время. Желание писать стихи, купить машину, интерес к истории аборигенов, страсть к желтым ботинкам — все эти интересы и желания угасают или исчезают совсем. Человек, испытывающий смертельный голод, не будет интересоваться ничем, кроме еды. Он мечтает только о еде, он помнит только о еде, он думает только о еде, он воспринимает только вид еды и может слушать только, когда говорят о еде, он реагирует только на еду, он жаждет только еды. Привычки и предпочтения, избирательность и привередливость, которые обычно сопровождают физиологические инстинкты и придают индивидуальную окраску пищевому и сексуальному поведению человека, настолько подавлены, задушены, что в этом случае (но только в этом, особом случае) можно говорить о простом инстинкте еды и о чистом пищевом поведении, которое имеет только одну цель — избавление от голода.
В качестве еще одной специфической характеристики организма, подчиненного единой потребности, выступает специфическое изменение личной философии будущего. Для человека, мучимого голодом, место, где он может есть досыта, покажется раем. Ему кажется, что если бы он мог не думать о хлебе насущном, то был бы совершенно счастлив и не желал бы ничего другого. Он думает о самой жизни в терминах еды; все остальное, что не имеет отношения к объекту его желания, воспринимается им как неважное, второстепенное. Такие вещи, как любовь, свобода, братство, уважение, он считает бессмыслицей; его философия очень проста и выражается поговоркой: «Ты не будешь полон любви. Нельзя сказать о голодном человеке: «Не хлебом единым жив человек», потому что голодный человек живет хлебом и только хлебом.
Приведенный пример, конечно, относится к категории крайностей, и хотя он не лишен реальности, это скорее исключение, чем правило. В мирной жизни, в нормально функционирующем обществе экстремальные условия по определению являются редкостью. Несмотря на банальность этого положения, необходимо обратить на него особое внимание, хотя бы потому, что есть две причины, которые побуждают нас забыть о нем.
Первая причина связана с крысами. Физиологическая мотивация очень сильна у крыс, а поскольку большинство экспериментов по изучению мотивации проводятся именно на этих животных, исследователь иногда не может устоять перед соблазном научного обобщения. Таким образом, выводы, сделанные специалистами на крысах, переносятся на человека. Вторая причина связана с непониманием того, что культура сама по себе является инструментом адаптации и что одна из ее основных функций — создание условий, при которых человек все реже и реже испытывает экстремальные физиологические драйвы. В большинстве известных нам культур хронический сильный голод — скорее редкость, чем обычное явление. В любом случае, вышесказанное справедливо для Соединенных Штатов. Когда мы слышим, как средний американец говорит: «Я голоден», мы знаем, что у него или у нее скорее аппетит, чем голод. Настоящий голод можно испытать только в экстремальных, чрезвычайных обстоятельствах, не более двух-трех раз за всю жизнь.
Если мы ограничим изучение человеческой мотивации крайними проявлениями реализации физиологических влечений, мы рискуем игнорировать высшие человеческие мотивы, что неизбежно приведет к одностороннему взгляду на человеческие способности и природу. Исследователь, который, рассуждая о целях и желаниях человека, основывает свои аргументы только на наблюдениях за поведением человека в условиях крайней физиологической депривации и рассматривает это поведение как типичное, слеп. Перефразируя уже упомянутую пословицу, можно сказать, что человек живет одним хлебом, но только тогда, когда у него этого хлеба нет. Но что происходит с его тягой, когда у него много хлеба, когда он сыт, когда его желудок не жаждет пищи?
И происходит то, что человек сразу же обнаруживает другие (более высокие) потребности, и эти потребности овладевают его сознанием и занимают место физического голода. Как только он удовлетворяет эти потребности, на их место приходят новые (еще более высокие) потребности, и так до бесконечности. Именно это имеется в виду, когда говорят, что человеческие потребности организованы иерархически.
Такая постановка вопроса имеет далеко идущие последствия. Приняв наш взгляд на вещи, теория мотивации получает право использовать не менее убедительное понятие удовлетворения наряду с понятием лишения. Согласно этой концепции, удовлетворение потребностей освобождает организм от подавления потребностей физиологического уровня и открывает путь к потребностям социального уровня. Когда физиологические потребности постоянно и регулярно удовлетворяются, когда достижение связанных с ними подцелей не является проблемой для организма, эти потребности перестают активно влиять на поведение человека. Они переходят в категорию потенциальных и оставляют за собой право вернуться, но только в том случае, если существует угроза их удовлетворению. Удовлетворенная страсть перестает быть страстью. Энергия имеет только неудовлетворенное желание, неудовлетворенную потребность. Например, удовлетворенная потребность в пище, утоленный голод, больше не играет роли в текущей динамике поведения индивида.
Данный тезис в определенной степени опирается на гипотезу, суть которой заключается в том, что степень устойчивости личности к лишению какой-либо потребности зависит от полноты и регулярности удовлетворения этой потребности в прошлом.
Требования безопасности
После удовлетворения физиологических потребностей их место в мотивационной жизни личности занимают потребности другого уровня, которые в самом общем виде можно свести к категории безопасности (потребность в безопасности; в стабильности; в зависимости; в защите; в свободе от страха, тревоги и хаоса; потребность в структуре, порядке, законе, ограничениях; другие потребности). Почти все, что говорилось выше о физиологических влечениях, можно применить к этим потребностям или желаниям. Подобно физиологическим потребностям, эти желания могут доминировать над телом. Они могут получить право на организацию поведения, подчинив своей воле все возможности организма и направив их на достижение безопасности. Как и в случае с физиологическим драйвом, можно сказать, что рецепторы, эффекторы, разум, память и все остальные способности человека в данной ситуации превращаются в инструмент обеспечения безопасности. Как и в случае с голодным человеком, главная цель не только определяет восприятие индивида, но и задает его философию будущего, его философию ценностей. Для такого человека нет более насущной потребности, чем потребность в безопасности (иногда даже физиологические потребности, будучи удовлетворенными, рассматриваются им как второстепенные, неважные). Когда это состояние становится чрезвычайно сильным или приобретает хронический характер, мы говорим, что человек думает только о безопасности.
Хотя мы будем говорить о мотивации взрослых, Маслоу кажется, что для лучшего понимания потребности в безопасности полезно понаблюдать за детьми, чьи потребности легче и нагляднее проявляются в этом круге. Младенец реагирует на угрозу гораздо более непосредственно, чем взрослый; воспитание и культурное влияние еще не научили его подавлять и сдерживать свои реакции. Взрослый человек, даже если он чувствует угрозу, может скрыть свои чувства, смягчить их выражение до такой степени, что они останутся незамеченными для стороннего наблюдателя. Младенец, напротив, реагирует всем своим существом на внезапную угрозу — на шум, яркий свет, грубое прикосновение, потерю матери и другие острые сенсорные стимулы.
Потребность детей в безопасности также проявляется в их стремлении к последовательности, к порядку в повседневной жизни. Ребенок явно предпочитает предсказуемый, упорядоченный, аккуратный мир вокруг себя. Любая несправедливость или непоследовательность, непоследовательность со стороны родителей вызывает у ребенка тревогу и дискомфорт. Вопреки распространенному мнению, что ребенок стремится к неограниченной свободе, к вседозволенности, детские психологи, педагоги и психотерапевты неоднократно утверждают, что некоторые ограничения, некоторые рамки внутренне необходимы ребенку, что он в них нуждается. Или, если выразить этот вывод более корректно, ребенок предпочитает жить в упорядоченном и структурированном мире; его угнетает непредсказуемость.
Реакция страха у детей, за которыми правильно ухаживают, возникает только при столкновении с объектами и ситуациями, которые и взрослому человеку показались бы опасными.
Потребность в безопасности здорового и счастливого члена нашей культуры обычно удовлетворяется. В нормальном обществе потребность в безопасности здорового человека выражается лишь в мягких формах, таких как желание устроиться на работу в компанию, предоставляющую своим сотрудникам социальные гарантии, попытки откладывать деньги на «черный день», само наличие различных видов страхования (медицинского, страхования по безработице или инвалидности, пенсионного страхования).
Потребность в безопасности и стабильности также отражается в консервативном поведении, в его наиболее общей форме. Большинство людей предпочитают известные и привычные вещи. Мне кажется, что потребность в безопасности в какой-то степени объясняет и уникальную человеческую потребность в религии, в мировоззрении, в стремлении объяснить принципы мироздания и определить свое место в нем. Можно предположить, что наука и философия как таковые в определенной степени мотивированы потребностью в определенности (позже мы поговорим и о других мотивах, лежащих в основе научных, философских и религиозных исканий).
Потребность в безопасности редко выступает как активная сила; она доминирует только в критических, экстремальных ситуациях и заставляет организм мобилизовать все свои силы для борьбы с угрозой. Критические или экстремальные ситуации — это войны, болезни, стихийные бедствия, вспышки преступности, социальные кризисы, неврозы, повреждения мозга, а также ситуации, характеризующиеся хронически неблагоприятными, угрожающими условиями.
Некоторые взрослые невротики похожи на маленьких детей в своей потребности в безопасности, хотя их внешние проявления этой потребности несколько отличаются от детских. Все неизвестное, неожиданное вызывает в них страх, и этот страх связан не с физической, а с психологической угрозой. Невротик воспринимает мир как опасный, угрожающий, враждебный. Невротик живет в постоянном предчувствии беды; он видит опасность в каждой неожиданности. Неутолимое желание безопасности заставляет его искать защитника, сильного человека, на которого он может положиться, которому он может полностью доверять или даже подчиняться, как мессия, лидер, проводник.
Логично предположить, что неожиданная угроза хаоса заставит мотивацию большинства людей откатиться с более высоких уровней на уровень безопасности. Естественной и предсказуемой реакцией общества на такие ситуации является призыв к созданию порядка любой ценой, даже ценой диктатуры и насилия.
Потребность в принадлежности и любви
Когда физиологические потребности и потребности в безопасности удовлетворены в достаточной степени, актуализируется потребность в любви, привязанности и принадлежности, и мотивационная спираль принимает новый оборот. Как никогда раньше, человек начинает остро ощущать отсутствие друзей, отсутствие любимого человека, жены или детей. Он жаждет теплых, дружеских отношений, ему нужна социальная группа, которая обеспечит ему такие отношения, семья, которая примет его как одного из своих. Именно эта цель становится наиболее значимой и важной для человека. Возможно, он не помнит, что когда-то, когда он терпел нищету и был постоянно голоден, слово «любовь» вызывало у него лишь презрительную усмешку. Теперь он мучается от чувства одиночества, болезненно переживает свою отверженность, ищет свои корни, родственную душу, друга.
Мы должны признать, что у нас очень мало научных данных об этой потребности, хотя она является центральной темой романов, автобиографических очерков, стихов, драм, а также недавней социологической литературы. Эти источники дают нам самое общее представление о разрушительном воздействии на психику ребенка таких факторов: частые переезды семьи с одного места жительства на другое; индустриализация и вызванная ею общая гипермобильность населения; отсутствие или потеря корней; потеря чувства дома, отрыв от семьи, друзей, соседей; постоянное ощущение себя новичком, чужаком, аутсайдером. Мы еще не привыкли к мысли, что для человека чрезвычайно важно знать, что он живет в своем доме, у себя дома, с близкими и понятными ему людьми, что его окружают «свои», что он принадлежит к определенному классу, группе, коллективу, страте.
Мне кажется, что стремительное развитие так называемых групп встреч и других групп личностного роста, а также клубов по интересам в какой-то степени продиктовано неутолимой жаждой общения, потребностью в близости и принадлежности, желанием преодолеть одиночество. Кажется, что в них есть неутолимая жажда товарищества и стремление к единству перед лицом врага любого рода. Само существование образа врага, сама угроза, которую содержит этот образ, способствует сплоченности группы.
Неспособность удовлетворить потребность в любви и принадлежности обычно приводит к дезадаптации, а иногда и к более серьезным патологиям. Наше общество неоднозначно относится к любви и нежности, и особенно к сексуальному выражению этих чувств; почти всегда проявление любви и нежности сталкивается с какими-то табу или ограничениями. Практически все теоретики психопатологии согласны с тем, что неудовлетворенная потребность в любви и привязанности лежит в основе расстройств адаптации. Этому вопросу были посвящены многочисленные клинические исследования, в результате которых мы знаем об этой потребности больше, чем о любой другой, за исключением, пожалуй, физиологического уровня. Как мы понимаем, «любовь» не является синонимом «секса». Таким образом, мы анализируем сексуальное желание, когда рассматриваем физиологические влечения. Однако, когда речь идет о сексуальном поведении, необходимо подчеркнуть, что оно определяется не только сексуальным влечением, но и рядом других потребностей, и потребность в любви и привязанности стоит на первом месте в этом списке. Также не стоит забывать, что потребность в любви имеет две стороны: Человек хочет и любить, и быть любимым.
Потребность в признании. Каждый человек (за редким патологическим исключением) нуждается в постоянном признании, стабильной и, как правило, высокой оценке собственных достоинств, каждый из нас нуждается как в уважении окружающих, так и в возможности уважать себя. Потребности этого этапа делятся на два класса. Первая включает в себя желания и стремления, связанные с понятием «достижение». Человеку необходимо ощущение собственной силы, адекватности, компетентности, ему необходимо чувство уверенности, независимости и свободы. Ко второму классу потребностей мы относим потребность в репутации или престиже (мы определяем эти термины как уважение окружающих), потребность в получении статуса, внимания, признания, славы. Эти потребности рассматриваются лишь косвенно в работах Альфреда Адлера и его последователей и едва затрагиваются в работах Фрейда. Однако сегодня психоаналитики и клинические психологи склонны придавать большее значение потребностям этого класса.
Удовлетворение потребности в признательности, уважении порождает в человеке чувство уверенности в себе, ощущение собственной значимости, силы, адекватности, чувство, что он полезен и нужен в этом мире. Неудовлетворенные потребности, напротив, создают чувство униженности, слабости, беспомощности, которые, в свою очередь, служат причиной уныния и запускают компенсаторные и невротические механизмы.
Потребность в самоактуализации. Даже когда все вышеперечисленные потребности человека удовлетворены, мы вправе ожидать, что вскоре он снова почувствует неудовлетворенность, неудовлетворенность от того, что он не делает того, к чему предрасположен. Очевидно, что музыкант должен заниматься музыкой, художник — рисовать, а поэт — писать стихи, если они хотят жить в мире с собой. Человек должен быть тем, кем он может быть. Человек чувствует, что он должен быть верен своей собственной природе. Эту потребность можно назвать потребностью в самореализации.
Термин «самоактуализация», придуманный Куртом Гольдштейном, используется в несколько более узком и конкретном смысле. Самоактуализация относится к стремлению человека к самореализации, к реализации присущих ему потенций. Это стремление можно назвать стремлением к идиосинкразии, к самобытности.
Очевидно, что разные люди выражают эту потребность по-разному. Один хочет стать идеальным родителем, другой хочет достичь спортивных высот, третий стремится творить или изобретать. На этом уровне мотивации практически невозможно разграничить границы индивидуальных различий.
Как правило, человек начинает ощущать потребность в самореализации только после того, как он удовлетворил потребности нижних уровней.
Предпосылки для удовлетворения основных потребностей
Можно назвать ряд социальных условий, необходимых для удовлетворения основных потребностей; невыполнение этих условий может непосредственно препятствовать удовлетворению основных потребностей. Эти условия включают: Свобода выражения мнений, свобода выбора деятельности (т.е. человек свободен делать то, что хочет, до тех пор, пока его действия не причинят вреда другим), свобода самовыражения, право на исследования и информацию, право на самозащиту, а также социальный порядок, характеризующийся справедливостью, справедливостью и порядком. Несоблюдение этих условий, нарушение прав и свобод воспринимается человеком как личная угроза. Эти условия нельзя классифицировать как конечные цели, но люди часто ставят их наравне с основными потребностями, которые имеют исключительное право на этот гордый титул. Люди горько борются за эти права и свободы именно потому, что лишая их, они рискуют лишить и своих основных потребностей.
Если вспомнить, что когнитивные способности (восприятие, мышление, обучение) не только помогают человеку адаптироваться, но и служат для удовлетворения его основных потребностей, то становится ясно, что невозможность реализовать эти способности, любое их лишение или запрет автоматически ставят под угрозу удовлетворение основных потребностей. Только согласившись с такой постановкой вопроса, мы сможем приблизиться к пониманию истоков человеческого любопытства, неистощимого стремления к знаниям, к мудрости, к открытию истины, неистощимого рвения к разгадке тайн вечности и бытия. Сокрытие правды, цензура, отсутствие правдивой информации и запрет на общение угрожают удовлетворению всех основных потребностей.
Необходимость признания и понимания. Мы мало знаем о когнитивных импульсах, и прежде всего потому, что они не являются рельефными в клинической картине психопатологии, им просто не место в клинике, по крайней мере, в клинике с медико-терапевтическим подходом, где все усилия персонала направлены на борьбу с болезнью. Когнитивным драйвам не хватает причудливости и страсти, интриги, которые характерны для невротической симптоматики. Когнитивная психопатология бессодержательна, неуловима, ей часто удается ускользнуть от обнаружения и представить себя как нормальную. Он не взывает о помощи.
До сих пор мы упоминали только когнитивные потребности. Желание познать и систематизировать Вселенную рассматривалось либо как средство достижения базового чувства безопасности, либо как своего рода потребность в самореализации, характерная для умных, образованных людей.
Обсуждая предпосылки для удовлетворения основных потребностей, мы говорили о праве человека на информацию и свободу самовыражения, среди прочих прав и свобод. Но все, что было сказано до сих пор, еще не позволяет судить о том, какое место в общей структуре мотивации занимают любопытство, потребность в знаниях, желание философствовать и экспериментировать и т.д. — все суждения, сделанные до сих пор о когнитивных потребностях, можно рассматривать в лучшем случае как указания на существование проблемы.
Есть достаточно причин, чтобы заявить: В основе человеческой жажды знаний лежат не только негативные детерминанты (тревога и страх), но и позитивные импульсы, импульсы сами по себе, потребность в знании, любопытство, потребность в интерпретации и понимании.
Явление, подобное человеческому любопытству, можно наблюдать и у высших животных. Обезьяна, обнаружив неизвестный ей предмет, пытается его разобрать, просовывая палец во все отверстия и щели — словом, демонстрирует модель исследовательского поведения, которая не связана ни с физиологическими влечениями, ни со страхом, ни с поиском комфорта. Эксперименты Харлоу также можно рассматривать как аргумент в пользу нашего тезиса, который эмпирически вполне убедителен и верен.
Человеческая история знает немало примеров самоотверженного стремления к истине, которое встречает непонимание окружающих, нападки и даже реальную угрозу жизни. Бог знает, сколько людей повторили судьбу Галилея.
У всех психически здоровых людей есть одна общая черта: их привлекает хаос, таинственное, неизвестное, необъяснимое. Именно эти качества являются для них притягательной силой; любая область, любое явление, обладающее ими, вызывает интерес у этих людей. И наоборот — все, что известно, препарировано, интерпретировано, вызывает у них скуку.
Экстраполяции из области психопатологии могут дать нам много ценной информации. Обсессивно-компульсивные невротики (как и невротики вообще), солдаты с травматическими повреждениями мозга, описанные Гольдштейном, эксперименты Майера с крысами — во всех случаях мы имеем дело с навязчивым, тревожным стремлением ко всему знакомому и ужасом перед неизвестным, незнакомым, неожиданным, непривычным, неструктурированным.
Оказывается, что фрустрация когнитивных потребностей может стать причиной серьезной психопатологии. Это также подтверждается рядом клинических наблюдений.
В своей практике Маслоу имел несколько случаев, когда ему пришлось признать, что патологическая симптоматика (апатия, потеря смысла жизни, неудовлетворенность собой, общая соматическая депрессия, интеллектуальная деградация, деградация вкуса и т.д.) у людей с достаточно развитым интеллектом вызвана исключительно потребностью быть несчастным на скучной работе. Несколько раз он пробовал соответствующие методы когнитивной терапии (советовал пациенту записаться на заочные курсы или сменить работу), и это срабатывало.
Он встречал много умных и богатых женщин, которые не занимались никаким делом, в результате чего их интеллект постепенно снижался. Он советовал им что-то сделать, и если они следовали совету, Маслоу наблюдал улучшение их состояния или даже полное выздоровление, а это, в свою очередь, убеждало человека в существовании когнитивных потребностей.
Потребность знать и понимать возникает уже в позднем детстве. Возможно, у ребенка это проявляется даже сильнее, чем у взрослого. Детей не нужно учить быть любопытными. Детей можно отучить от любопытства; именно эта трагедия происходит в наших детских садах и школах.
Наконец, удовлетворение познавательных потребностей приносит человеку чувство глубочайшего удовлетворения; оно становится источником высших, предельных переживаний. Очень часто, когда мы говорим о познании, мы не отличаем этот процесс от процесса обучения, и в результате оцениваем его только с точки зрения результатов, совершенно забывая о чувствах, связанных с пониманием, инсайтом, познанием. Между тем, подлинное счастье человека связано именно с этими моментами приобщения к высшей истине. Смею утверждать, что только эти яркие моменты сильного чувства имеют право называться лучшими моментами человеческой жизни.
Мера для удовлетворения потребностей
Может показаться, что иерархия описанных пяти групп потребностей обозначает определенную зависимость — стоит удовлетворить одну потребность, и тут же ее место занимает другая. Это может привести к следующему заблуждению — возникновение потребности возможно только после стопроцентного удовлетворения лежащей в ее основе потребности. Фактически, можно сказать, что почти каждый здоровый член нашего общества как удовлетворен, так и не удовлетворен во всех своих основных потребностях. Наше понимание иерархии потребностей было бы более реалистичным, если бы мы ввели понятие меры удовлетворения потребностей и сказали, что низшие потребности всегда более удовлетворены, чем высшие. Если для наглядности использовать конкретные, хотя и произвольные цифры, то окажется, что, например, физиологические потребности среднего человека удовлетворяются в 85% случаев, потребность в безопасности — в 70%, потребность в любви — в 50%, потребность в самоуважении — в 40%, а потребность в самоактуализации — в 10% случаев.
Понятие «мера удовлетворения потребности» позволяет лучше понять тезис об актуализации высшей потребности после удовлетворения низшей. Следует особо подчеркнуть, что процесс реализации потребностей не является внезапным, не взрывным, а следует говорить о постепенном осознании высших потребностей, о медленном пробуждении и активизации. Например, если потребность А реализована только на 10%, то потребность Б может быть не реализована вообще. Однако если потребность А удовлетворена на 25%, то потребность Б «просыпается» на 5%, а если потребность А удовлетворена на 75%, то потребность Б может проявиться на все 50%, и так далее.
Бессознательная природа потребностей . Нельзя однозначно сказать, что базовые потребности являются бессознательными или, наоборот, осознанными. Однако, как правило, у обычного человека они все еще носят бессознательный характер. Здесь нет смысла приводить все многочисленные клинические данные, свидетельствующие о чрезвычайно важной роли бессознательной мотивации. Потребности, которые мы называем базовыми, либо не реализуются вообще, либо реализуются лишь частично большинством людей, хотя, конечно, особо утонченные, особо чувствительные люди способны к полной реализации. Существует ряд специальных техник, разработанных именно для того, чтобы помочь людям осознать свои бессознательные потребности.
Потребности и культура, общее и особенное. Предложенная выше классификация основана на идее универсальности базовых потребностей и представляет собой попытку преодолеть те видимые, поверхностные различия, которые можно обнаружить в специфических желаниях представителей разных культур.
Классификация основных потребностей обусловлена желанием найти нечто общее для всех людей, независимо от цвета кожи, национальности, образа жизни, привычек, внешнего вида и других внешних вещей. Научные психологи не готовы с уверенностью заявить, что их классификация является истиной в последней инстанции, что она универсальна абсолютно для всех культур. Они утверждают лишь, что базовые потребности являются гораздо более универсальной чертой человека, чем осознанные желания.
Множественные мотивы поведения . Ни одна из вышеперечисленных потребностей почти всегда не является единственным, всепоглощающим мотивом человеческого поведения. Это могут продемонстрировать исследования так называемого физиологически мотивированного поведения, например, исследования пищевого или сексуального поведения. Клиническим психологам давно известно, что различные импульсы могут выражаться одним и тем же поведенческим действием. Другими словами, практически каждое поведенческое действие определяется множеством мотивов. Когда мы говорим о мотивационных детерминантах, поведение обычно определяется не одной потребностью, а набором нескольких или всех основных потребностей. Когда мы сталкиваемся с поведенческим действием, в котором мы можем выделить единственную детерминанту, единственный мотив, мы должны понимать, что имеем дело с исключением. Человек ест, чтобы избавиться от чувства пустоты в желудке, но это не единственная причина. Человек также ест, потому что ищет комфорта и безопасности, или пытается таким образом удовлетворить свои потребности. Человек занимается любовью не только из-за сексуального желания. Для одного половой акт — это самоутверждение мужчины, для другого — возможность доминировать, почувствовать себя сильным, третий ищет тепла и сочувствия во время занятий любовью.
Множественные детерминанты поведения . Базовые потребности не определяют все поведение человека. Можно даже сказать, что за каждым поведенческим актом не обязательно стоит мотив. Существуют и другие детерминанты поведения, помимо мотивов. Одним из наиболее важных определяющих факторов является внешняя среда, так называемое поле. Все поведение человека может быть предопределено, по крайней мере теоретически, влиянием окружающей среды или даже одним, конкретным, изолированным внешним стимулом. Такое поведение называется ассоциативным или условно-рефлекторным. Если в ответ на слово-стимул «стол» в сознании сразу же возникает образ стола или стула, очевидно, что эта реакция не имеет ничего общего с базовыми потребностями.
Следует также учитывать различия между экспрессивным и функциональным (или ориентированным на цель) поведением. Экспрессивное поведение не имеет цели; это не более чем выражение личности, индивидуальности. Глупец ведет себя глупо не потому, что хочет выглядеть глупо или пытается так себя вести, а просто потому, что он такой, какой он есть. То же самое относится и к певцу, который поет басом, а не тенором или сопрано. Спонтанные движения здорового ребенка, улыбка, озаряющая лицо счастливого человека, бодрая, размашистая походка молодого, здорового мужчины, плечи которого всегда опущены, — все это примеры экспрессивного, нефункционального поведения. Общий стиль и манера поведения, как мотивированного, так и немотивированного, сами по себе могут считаться экспрессивным поведением.
Антропоцентризм против зооцентризма . Эта теория мотивации берет за отправную точку человека, а не какое-то низшее, более простое животное. Ученые-психологи сделали это потому, что слишком много выводов, сделанных на основе исследований на животных, которые являются бесспорными в отношении животных, совершенно не подходят для распространения на людей. Непонятно, почему многие исследователи, желающие изучить человеческую мотивацию, начинают с экспериментов на животных. И логика, или, скорее, нелогичность, этого всеобщего стремления к псевдопростоте навязывается нам не только естествоиспытателями, но и философами и логиками. Если согласиться с тем, что изучению человека должно предшествовать изучение животных, то нетрудно сделать следующий шаг и утверждать, что прежде чем обратиться к психологии, необходимо, например, тщательно изучить математику.
На странице курсовые работы по психологии вы найдете много готовых тем для курсовых по предмету «Психология».
Читайте дополнительные лекции:
- Групповая психологическая коррекция
- Приемы ТРКМ
- Воображение детей
- Особенности возникновения стереотипов
- Психодиагностика межличностных отношений
- Педагогическая акмеология
- Методы психотерапии
- Стиль деятельности и его взаимосвязь с характером и темпераментом человека
- Виды развития детей
- Нервно-психическая устойчивость — Общая информация о психологической устойчивости личности