Павел Александрович Флоренский, русский религиозный философ

Оглавление:

Павел Александрович Флоренский (1882-1937) — ученый, религиозный философ и священник. Родился недалеко от станции Евлах Закавказской железной дороги (ныне Азербайджанская Республика) в многодетной семье инженера-железнодорожника. Во время учебы в гимназии в Тбилиси, он очень интересовался естественными науками. Однако он признался, что пережил психический кризис под влиянием произведений Льва Николаевича Толстого. Флоренский обнаружил, что его физические знания о мире ограничены и недостаточны, и потерял эпистемологический оптимизм. Тем не менее, он поступил на физико-математический факультет Московского университета в 1890, который окончил в 1904.

В университете он имел возможность прослушать лекции Л.М. Лопатина и С. Н. Трубецкой, который руководил своими религиозно-философскими исследованиями к «Метафизике Вселенной» В. Соловьева. Здесь Флоренский вступал в контакт с молодыми людьми, которым была небезразлична идея «искать Бога», обновления православия. Среди них были В. Эрн, С. Н. Булгаков и др. «Создать синтез церковной и светской культуры, полностью объединиться с Церковью, но без компромиссов, воспроизвести все положительные учения Церкви и научно-философское мировоззрение наряду с искусством и др. — Страсть к этим идеям привела молодого ученого к новому кругу студентов, секции истории религии, а затем в Московскую духовную академию, в стенах которой он получил богословское образование и в 1908 году был назначен заместителем доцента по истории философии, на кафедре которой преподавал до 1919 года.

В 1911 году Павел Флоренский принял сан священника, не занимая прихожан.

Важнейшим событием в жизни Флоренского в это время стала защита магистерской диссертации «О духовной истине», которая впоследствии была опубликована под названием «Столб и утверждение истины» (1914 г.). Отличительной особенностью этого, хотя и не магнум опуса Флоренского, является наличие обширных приложений, содержащих экскурсии в различные области науки, призванные служить доказательством идей, разработанных в этом произведении. Книга «Столб и утверждение истины» не осталась незамеченной. Она привлекла внимание к творчеству Флоренского и вызвала интерес читателей. Его идеи вызвали споры среди религиозной интеллигенции, некоторые из них получили (и продолжают получать) высокие оценки в богословских кругах.

Флоренский оставил обширное богословско-религиозно-философское наследие. Автор работ, посвященных Церкви, раскрытию сущности религиозной веры и философии, а также лекций по истории философии: «Вопросы религиозного самопознания» (1907), «Универсальные корни идеализма» (1908), «Первые шаги философии» (1917), «Космологические антиномии И. Канта» (1909) и др. Культурология П.А. Флоренского представлена в его работах «Культ, религия и культура» (1918), «Культ и философия» (1918), «Философия культа» (1922), «Иконостас» (1921 — 1922), «Дух и диалектика» (1914), а также в статье «Христианство и культура», написанной для английского журнала «Пелигрим» и опубликованной в 1924 году. Многие его работы за последние десятилетия были переизданы в журналах, издаваемых Московским Патриархатом.

Со своей проповедью «Завывание крови» (1906) против смертного приговора лейтенанта Шмидта, за который он был заключен в тюрьму, Флоренский занял общественно-политическую позицию. Он не встал на путь активного протеста против радикального обновления социального порядка, которого требовали некоторые его соученики и который сплотился вокруг христианского Братства Свободы.

Павел Александрович Флоренский, русский религиозный философ

П.А.Флоренский и русская философия

Павел Флоренский — русский православный мыслитель. До сих пор среди философов идут споры о том, существовала ли вообще независимая русская философия, или же произведения русских мыслителей следует рассматривать как некое отражение западноевропейской философии.

Этот вопрос, отметили ученые, если подойти к нему без идеологической предвзятости, не так прост. Западноевропейские и русские традиции философской мысли имеют одни и те же основные корни и происхождение: древняя философия и христианство — те самые корни, которые изначально так резко отделяли европейскую и русскую философию от восточной, например, китайской. И все же, как от одного и того же корня — учения Христа — росли разные деревья — православие и католицизм, так и русская и западноевропейская философия шли разными путями. «Русское философское просвещение, — пишет П. Флоренский в рецензии на работу А. Даниловского, студента магистратуры, «История философско-научного образования в духовных учебных заведениях России», — обязано своим существованием либо прямо, либо косвенно через учеников духовной школы, и только в самом конце XIX века связано с появлением философии, которая в противном случае распространилась… Историю преподавания философских наук в духовно-педагогических учреждениях России следует признать главной нитью истории русской философии в целом, то есть в данном случае под «русской философией» подразумевается совокупность всех философских течений, с которыми столкнулось российское общество. Но интеллектуальная школа, несущая на себе высокую культурную задачу философского просвещения России, никогда не была просто механическим передатчиком западной мысли. На всех представителях интеллектуальной школы лежит особый штамп, свойственный русской мысли, и если история преподавания философских наук является главной нитью истории русской философии в широком смысле, то эта последняя всегда наиболее тесно переплетается с историей русской философии, в узком смысле философии, изначально «русской». Это, утверждает Флоренский, историческая суть вопроса. Для П.Флоренского попытки западной мысли присвоить русскую мысль во многом олицетворяются в фигуре Канта, «великого обманщика», как он выразился. Платон и Кант — эти две фигуры, кажется, вобрали в себя качества полярных философских и, в более общем плане, духовных идей и идеалов. В интерпретации Флоренского: «Кант берет понимание жизни у Платона и меняет знак перед ним — от плюса к минусу». Затем, во всех предложениях платонизма, все плюсы превращаются в минусы, а все минусы — в плюсы: таким образом рождается кантианство».

Русская философия, по мнению Флоренского, — это оригинальная мысль, уходящая корнями в учение Платона и обогащенная опытом западноевропейских идей, но не только и не столько опытом принятия, сколько преодоления. И еще одна особенность, которую следует предвидеть в этой интерпретации, заключается в том, что главной идеей русской философии является «религиозная идея», как считал П. Флоренский, т.е. то, что русская философская мысль в начале XX века реализовывалась в религиозно-философском понимании мира. А жизнеспособность «русской идеи» определяется ее укорененностью в православии. «Если русская философия возможна», — говорит отец. Павел, — только как православная философия, как философия православной веры, как драгоценная одежда из золота — разума — и полудрагоценных камней — достижений опыта — на святыне Православия» (приветствие А. И. Введенского в связи с 25-летним служением в МДА).

Особенно важными для Флоренского чертами русской философской мысли, но в гораздо меньшей степени подчеркнутыми другими мыслителями (например, университетскими учеными), являются «философские истоки славянофилизма» и их противодействие «неоднократным нападкам рационалистических истоков» и, конечно, позитивизм, который был широко принят даже В. Соловьевым, но уже отвергнут Флоренским.

Философия Павла Флоренского и «Новое религиозное сознание».

Понимая русскую философию начала XX века, можно отметить, что Флоренский — один из экспонентов «нового религиозного сознания». Как отмечает Н.К.Бонецкая, невозможно понять и оценить творчество философа вне каких-либо философских традиций. Таким образом, западные мыслители XIX-XX веков так или иначе исходили из произведений Канта. В русской философии нет такого «отца», вместо него православная вера была общим интеллектуальным источником русских мыслителей. Независимо от того, какие взгляды сознательно исповедовал русский народ, его первичные интуиции, непосредственный опыт бытия укоренились в вере. Труды многих представителей русской философии основаны на понимании веры. Это становится понятным, если принять во внимание линию отечественной философии Хомякова-Соловьева, труды софиологов и мистика В. Иванова. Но то же самое можно сказать и о кантянцах, чья мысль всегда оставалась отмечена печатью критицизма и «строгой науки». Вера как дух познания под разными именами не сложно найти в мировоззрении не только мистиков С.Л.Фрэнка и Н.О. Лосский, но и в том, что М.М. Бахтин, который полностью непричастен к мистике и поддерживает архитектонику философской мысли. В своей последней книге «Самопознание» Бердяев пишет, что в эмиграции его серьезно приняли за православного мыслителя, и за всю свою поистине сокрушительную критику современной веры Бердяев ни в коей мере не стал категорически оспаривать понятие о себе как о православном.

Можно сказать, что стремление к вере «генетически» присуще русским мыслителям — не говоря уже о том, что путь большинства из них ведет от марксизма (или позитивизма, как в случае с Флоренским) к идеализму. Повседневная жизнь, воспитание и образование на рубеже XIX и XX веков все еще пронизаны духом ортодоксальности. И именно вера стала тем фундаментом, на котором строились сложные интеллектуальные конструкции, а староправославная вера оказалась тем общим источником, из которого формировались выразительные и радикально отличающиеся друг от друга философские системы. Большинство отечественных мыслителей в своем образовании проходили через веру, на каком-то этапе своей судьбы совершенно искренне, со всем желанием пребывать в ней, как в земле обетованной, навсегда. Некоторые аспекты церковного опыта вошли в ее систему как положительные ценности; другие не были привиты к ее личности. Как правило, отступления от веры происходили потому, что старое православие оказалось неспособным вобрать в себя интеллектуальные глубины и сложности человеческой души современной эпохи. Слишком многое из того, что считалось праведным, не могло быть освящено; лучшие побуждения были отвергнуты Церковью — разрыв с ней ради служения Богу, ради спасения того, что было самым ценным само по себе, стал неизбежным. Таков был путь философов, с которыми ассоциируется термин «новое религиозное сознание». Но даже те, кто внешне не порвал с историческим православием, претерпели глубокую трансформацию старых церковных интуиций. Поэтому законно включить Флоренского и Булгакова, несмотря на их священническое достоинство и желание исповедовать православие, в поток «нового религиозного сознания». Для того чтобы понять взгляды русских мыслителей, важно осознать их первоначальную веру и то, как она преображалась.

Проблема Флоренского как выразителя нового религиозного сознания может быть решена под разными углами зрения. Антропология не является особенно акцентированной и развитой областью взглядов Флоренского; у Флоренского нет учения о человеческой личности. У Флоренского нет всего спектра проблем, связанных со свободой. Это особенно очевидно в его «Антроподиции», лекциях о философии поклонения, в которой доминирует идея магического детерминизма и нет никаких следов свободы для Бога или человека. Это связано с отсутствием Христа в богословии автора «Столпа» и «Философии культа», что было отмечено Г. Флоровским в 1930-х годах. Общие идеи Флоренского ни в коем случае не являются персоналистскими — его образ человека, и в частности образ идеального человека, следует искать прежде всего в качествах конкретных личностей.

Утопия и идеология в философском сознании П.А. Флоренского

В русской культуре на рубеже веков, к которым был равнодушен П.А.Флоренский, не существовало утопической идеи. И это кажется вполне естественным, если учесть его энциклопедический диапазон — философ, богослов, математик, физик, искусствовед и т.д. и т.п. и т.п. Это был период, когда почти ни одно интеллектуальное начинание не обходилось без радикальных преобразовательных проектов. И чем больше поле деятельности мыслителя, тем более радикальные проекты могут быть открыты.

В этом отношении ситуация с Флоренским весьма своеобразна. В нем мы сталкиваемся с новым феноменом с новым мировоззрением, которое еще не встречалось в русской теоретической (не говоря уже о богословской) мысли. В этом контексте преподобного Павла Флоренского часто ругали за несовместимость той или иной догмы с общепринятыми. Эти споры продолжаются и по сей день. Примечательной в этом отношении является статья Р.А. Гальцевой «Мысли как воля и представление», в которой автор резко критикует Флоренского по ряду пунктов.

Р.А. Гальцева обвиняет Флоренского в том, что он был студентом Московской духовной академии, популяризатором и редактором журнала «Неизвестный отец». Серапион Машкин как выдающийся философ, богослов и политик: «самый искренний в своей искренности, самый абсолютный в своей метафизике, самый радикальный в своей публичности» Но почему-то поклонник не откликается на нужды времени, не спешит знакомить читателя с необычайными произведениями о. Машкина. Серапион Машкин, но оставляет им «кучу бумаги». А автор эссе предполагает, что Флоренский позаимствовал у Машкина некоторые идеи, поэтому он не хотел печатать свои работы на страницах Богословского вестника, который он редактировал. «Кто они? Неужели они действительно мыслители-близнецы, все следуют велению одного и того же медиума? Перед нами стоит дилемма: это произведение Машкина, которое предлагается нам в виде колонки, или он сам является проекцией автора, Флоренского», — заключает автор сочинения.

Однако есть один факт, возможно, единственный известный и доступный факт из «независимого источника», который подрывает эту версию, что тем более волнующе и правдоподобно. Это рецензия профессора А. И. Введенского на диссертацию внештатного студента MDA Иеромонаха С. Машкина («О нравственной достоверности»), которая совпадает с описанием Флоренского. Тезис представлен как объемный (586 с.) энциклопедико-мультитематический труд, изобилующий естественнонаучными вставками, как «замечательная попытка принципиально переупорядочить вопрос критерия истины» и оправдан на основании «религиозной интуиции». Более того, в диссертации, по словам рецензента, «задаются болезненные вопросы…». Автор достигает решения, к которому приходит сам, благодаря своему жизненному опыту, размышлениям и напряженной борьбе с сомнениями….. Произведение наглядно отражает следы напряжения и агонии, которые автор испытывал, медленно и с препятствиями освобождаясь от лап скептицизма….. «.

«Есть интригующая стратегия, автор делает сразу две противоречивые вещи: пытается пропагандировать своего героя — и освещать его фантастически-невероятно. А сам герой Флоренского имеет принципиально неоднозначный статус. В отличие от фигуры романтической иронии, в которой серьезное также неотделимо от шутовского, но где семантическое разнообразие существует на одной плоскости вымысла, этот персонаж поставлен в положение главного героя, ведущего параллельную двойную жизнь. «Серапион Машкин» — это имя реального человека и в то же время составной персонаж, замаскированный под реального человека.

Гнозиология П.А. Флоренского.

Изучая наследие П.А. Флоренского сегодня, ученые не сомневаются, что мысль о позднем Флоренском является весьма специфическим звеном в традиции христианского платонизма, идущим от классической Новой европейской стадии этой традиции далеко к ее истокам. Эта мысль переосмысливает связи между язычеством и христианством, сближает православие и неоплатонизм и рассматривает христианство как мистическо-магическую религию.

Как и во многих конструкциях русской философии религии, важной критической темой в творчестве П.А. Флоренского является демонстрация неадекватности, несамоосновательности и несамоиндикации чистого ума, формальной логической мысли. Тогда часто говорили о «преодолении Канта и Кантионизма».

В творчестве Флоренского возникает четкая картина структуры сознания, которая служит непосредственной основой его антитетики. В соответствии с этой картиной существуют только два горизонта, или два основных состояния, два вида деятельности сознания. Это, во-первых, чистая мысль, формальная и логическая мысль, а во-вторых, верующее сознание, сознание в общении с истиной, «разум аскета», «благочестивый разум, очищенный молитвой и аскетизмом». Эти два горизонта сознания являются взаимоисключающими и полярными противоположностями по отношению друг к другу. Обитание разума на одном из его полюсов неизбежно подразумевает отказ от другого, разрыв с ним и бытие против него, так что каждое из этих состояний сознания квалифицирует противоположное состояние как безумие. Переход от «рационального» состояния к «изяществу» не может быть непрерывным, плавным развитием, а только дискретным, резким скачком, который может быть осуществлен только сверхчувствительным, волевым образом, в подвиге веры и достижения благодати. В рамках описанного выше пути П.А. Флоренский в своем фундаментальном труде «Столб и утверждение Истины» описывает этот прыжок как акт воли, как переход от теоретической части пути, включающей стадии «логизма» и «вероятности», к практической, экспериментальной части, к «аскетизму».

Книга Павла Флоренского «Столб и утверждение истины» является исключительной: с момента ее публикации она не осталась незамеченной: Одни ругали его, другие восхваляли его. Но одно можно сказать точно — книга нашла отклик и заставила людей задуматься.

«Столб и утверждение истины». Опыт православного богословия двенадцатью буквами» святого Павла Флоренского — книга уникальная, волнующая, очаровательная. Русская богословская литература не знала такой изысканно разработанной книги. Это первый феномен эстетики в сфере православия, который стал возможен только после очищения эстетической культуры конца XIX и начала XX века.

Книга «Столп и утверждение истины» — своеобразный дневник путешественника, рассказ о духовном пути, пройденном. Из этого вытекает первый и самый большой раздел книги: он различает рассказ о самом путешествии, об изменениях, которые переживают сознание и личность автора, и рассказ о достигнутой «цели», о том, что новый мир, который обретает сознание и личность. Принадлежность к этой группе очень заметна. Книга начинается с запутанного квеста и заканчивается устоявшимся мировоззрением, которое автор разделяет с читателем.

Первоначальная психическая ситуация, открывающая Одиссею Сознания, — это острое восприятие мира как павшего бытия. Мир в восторге от всепоглощающей смерти; это царство раздробленности, быстроты, ненадежности, «болото относительности и условности». Отвергая эти черты мира, сознание видит единственное спасение в достижении каких-то абсолютных основ, безоговорочно подлинных начал — истины. Движение к цели начинается со стадии, которую, по терминологии Флоренского, можно назвать логистической стадией. Здесь раскрываются и анализируются критерии истины и достоверности, а автор прямо и строго ограничивает свою аргументацию сферой рациональной философии и правилами формального силлогизма. Полученные выводы отрицательны: в данной сфере нет и не может быть найдена истина.

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: