Гармонический слух - Внутренний сух и музыкальная память - Помощь студентам Гармонический слух

Оглавление:

Самым поздним и сложным проявлением ладового чувства стал гармонический слух, который осознает целые созвучия и аккорды в их ладовой роли. Есть музыкальные культуры, которые обходятся без гармонического слуха — они монодийны или одноголосны. Но европейский человек естественно тяготеет к многоголосию: если кто-то произнес «А», кто-то рядом должен одновременно произнести «В» или хотя бы «А1» — без разноголосицы мнений европейское сознание себя не представляет: европеец всегда предпочтет диалог монологу. Именно такое, одновременное взаиморасположение параллельных музыкальных высказываний контролирует гармонический слух. Гармонический слух объединяет звуки, превращает их в некое звуковое «пятно», «гештальт», который в дальнейшем оценивает по самому яркому критерию благозвучия-неблагозвучия — по степени консонантности или диссонантности.

Психолог Джоан Арутюнян (Haroutounian, Joanne) наблюдала за обезьянами Масаса fuscata, которые слушали два типа аккордовых последовательностей: первый тип строился на переходе от консонанса к диссонансу, то есть от более мягкого созвучия к более острому, активному; второй тип последовательностей, напротив, предполагал переход от диссонансов к консонансам, то есть от звучаний более резких к более благозвучным. Обезьяны по-разному реагировали на два разных типа аккордовых последовательностей, явно демонстрируя, что различают их. Движение от консонанса к диссонансу заставляло их шевелиться и реагировать — с древнейших времен диссонансная звучность, похожая на шорох или скрежет, побуждает к ответной реакции. Обратное движение от диссонанса к консонансу обезьяны часто игнорировали: зачем беспокоиться, если мягкие консонансы сигнализируют о мире и покое и не требуют какой-либо реакции. Автор акцентирует в своем исследовании не просто способность обезьян отличать шероховатые и резкие звучания от мягких и спокойных, но производить такого рода различение в условиях сложных музыкальных звучаний — здесь обезьяны явно демонстрируют зачатки гармонического слуха, еще раз подтверждая его происхождение от древнейшего интонационного слуха.

Гармонический слух человека отличается тем, что воспринимает музыкальные звуковые комплексы не только тембровое, но еще и как созвучия, аккорды, обладающие определенной ладовой функцией. Здесь все созвучие практически играет ту же роль, что в мелодии принадлежит каждому ладово-осмысленному звуку. Если в последовательность аккордов, вписанную в определенный ладовый контекст и составляющую связную фразу, например, в европейской ладовой системе, неожиданно вставить совершенно чуждый аккорд, ладовую логику разрушающий, то слушатели хотя бы подсознательно не могут такое нарушение не заметить. В речи такую последовательность слов можно уподобить правильно построенному предложению, в которое вдруг вводится грамматически неверный оборот.

Четверо американских психологов под руководством Стефана Келша (Stefan Koelsch) решили проверить, насколько чувствительными окажутся слушатели к нарушениям музыкальной грамматики. Они работали с испытуемым-не музыкантами, мозг которых был подключен к соответствующим датчиками, регистрирующим их реакцию на нарушения правильной аккордовой последовательности. Эта последовательность, как и всякая ладовая конструкция, создавала у слушателей определенные ожидания, которые разрушались вторжением контекстуально чуждого аккорда. Подавляющее большинство испытуемых почувствовали нарушение контекста, и их мозг послан соответствующий электрический сигнал. «Это сложное «знание» нашего мозга, — заключили авторы, — вероятно, не требует особого опыта. Скорее, простое знакомство с западной тональной музыкой может быть достаточным, чтобы мозг извлек правила сочетания гармонических созвучий и автоматически распознавал бы аккорды, которые нужно услышать. Как бы там ни было, а мы все обладаем наследственной музыкальностью».

Оптимизм авторов, однако, меркнет, если испытуемые должны действовать на уровне сознательных действий, обнаруживающих уровень развития их гармонического слуха. Здесь им гораздо труднее отличить адекватное использование аккордов от неадекватного, правильную гармонизацию, вполне возможную для данной мелодии, и гармонизаци неправильную и фальшивую. Еще в тридцатые годы Борис Теплов проверял, насколько гармонический слух испытуемых созрел в ладовом отношении, и могут ли они отличить, насколько правильно предложенный аккомпанемент сопровождает мелодию и подходит ли ей это сопровождение. Из 47 испытуемых-подростков 27 успешно справились с заданием, а 20 совершенно его провалили, не сумев определить, что аккорды, которые экспериментатор пытался исполнить вместе с мелодией, совершенно ей не соответствовали.

Возможно, будь в распоряжении автора аппаратура, регистрирующая электрические импульсы, испытуемые-неудачники на подсознательном уровне зафиксировали бы все что нужно. Но ответы, которые они давали в обычном сознательном режиме, разочаровали автора: «Результаты этих опытов нередко расцениваются музыкантами как до крайности парадоксальные и даже маловероятные. Действительно, всякому, не только музыканту, но и просто человеку, сколько-нибудь любящему музыку, трудно даже заставить себя прослушать до конца те варианты с фальшивой гармонизацией, о которых речь идет в этих опытах. И, однако, изложенные факты совершенно несомненны. Мало того, они находятся в полном соответствии с не раз отмечавшимися в музыкально-педагогической литературе наблюдениями, которые говорят о том, что гармонический слух в своем развитии может сильно отставать от мелодического слуха».

Различия в опытах американцев на чувство гармонического контекста и в опытах Бориса Теплова расходятся. У американцев гармонический слух демонстрировали взрослые, а у Теплова подростки: поскольку гармонический слух является наиболее поздним компонентом аналитического слуха, у многих подростков он еще не устоялся, не сформирован до конца. Кроме того, выносить сознательные суждения испытуемым, конечно же, труднее, чем работать в бессознательном режиме, когда показания приборов, а не показания самих испытуемых являются для экспериментатора источником информации. Результаты обоих экспериментов говорят о том, что реакция гармонического слуха на ладовый контекст хоть и свойственна многим людям, но далеко не всем. И это несмотря на то, что чувство консонанса-диссонанса в такого рода заданиях должно весьма помогать испытуемым, поддерживая их ладовое чувство.

Трудности становления гармонического слуха лежат в самой его природе: гармонический слух должен как бы просвечивать музыкальную вертикаль, разлагать слитое в единый тембр созвучие на составные части и анализировать их. Такой слух должен быть высокодифференцированным и крайне аналитичным — ведь распознаванию ладовых функций отдельных звуков в рамках мелодии ничто не препятствует, каждый звук обнажен и не скрывает свою ладовую принадлежность. Гармонический же комплекс, аккорд или созвучие, отличаются некоторой диффузностью, нерасчлененностью, и звуковой состав такого комплекса расслышать гораздо труднее. Даже выдающиеся музыканты, например Иегуди Менухин, по его собственному свидетельству, не отличался блестящим гармоническим слухом. «Мой слух, весьма передовой, если речь идет о пении по нотам и прочих мелодических упражнениях, — вспоминал он, — был твердокаменно туп в номенклатуре гармонии». Одноголосная скрипичная специальность не является здесь объяснением или своеобразным оправданием — этот пример говорит лишь о том, сколь высокой способностью является высокоразвитый гармонический слух и как он редок. В связи с этим сетования психологов по поводу ошибок, которые совершает гармонический слух испытуемых, можно объяснить его очень поздним происхождением — слух европейца имеет дело с гармонией с XVI-XVII веков, что, конечно же, для его массового формирования совершенно недостаточно. Хорошим гармоническим слухом должны обладать единицы, что и наблюдается в реальности.

Внутренний сух и музыкальная память

Аналитический слух самым естественным образом проявляется в пении: человек, который может фиксировать высотные отношения звуков, может ощущать интервалы между ними и понимать ладовые закономерности, должен петь хорошо и правильно. На первый взгляд между правильным слышанием и правильным пением нет никаких промежуточных звеньев. Однако такое звено есть, и чтобы убедиться в этом, можно снова вспомнить о родстве музыки и речи. Слышать и понимать речь, как известно, несколько легче, чем говорить — всякое пассивное действие, в том числе и речевого характера, проще, чем действие активное. Говорит на языке лишь тот, кто представляет себе его устройство, чувствует правила связи языковых элементов между собой — в уме владеющего языком человека хранится обширная информация о языковых единицах, об их значении и о грамматических правилах их употребления.

Прежде чем что-либо произнести, человек всегда внутренне представляет себе фразу, которую он составил и хочет сказать вслух. Без такого внутреннего представления, пусть мгновенного и незаметного для самого говорящего, человеческая речь не существует. То же происходит и в музыке: всякому музыкальному произнесению, музыкальному «говорению» предшествует внутреннее представление о нем. Если мелодия прозвучала, значит на мгновение раньше она предстала в уме поющего или играющего — без такого внутреннего образа никакое музыкальное действие невозможно. Способность человека представлять себе музыку в уме, слышать ее в своем воображении называется внутренним слухом.

Ладовое чувство помогает пережить и прочувствовать музыкальную мысль во всех ее деталях, ощутить все звуковые отношения в их взаимосвязи — но ладовое чувство страдает немотой, вся глубина его понимания и переживания направлена лишь на восприятие музыкальных мыслей, а не на их воссоздание и воспроизведение. Внутренний слух помогает выстроить в уме и удержать от распада те звуковые отношения, которые человек осознал с помощью ладового чувства; внутренний слух придает этим отношениям окончательную, устоявшуюся форму. Дифференцированное музыкальное восприятие с помощью внутреннего слуха переходит в представление — теперь сложившийся образ музыкального целого может зазвучать.

После прослушивания музыки человек, обладающий внутренним слухом, ясно ощущает, что она оставила след в его сознании. Этот след может быть и достаточно ярким, едва ли не копирующим звуковой оригинал, но в то же время он может быть и весьма слабым, смутным. Однако качество аналитического слуха определяется даже не столько степенью отчетливости слуховых «следов», сколько возможностью сознательно пробуждать эти следы, вызывать их в памяти.

«Внутренний слух мы должны, следовательно, определить не просто как «способность представлять себе музыкальные звуки», -пишет Борис Теплов, — а как способность произвольно оперировать музыкальными слуховыми представлениями. Различия между людьми по их способности к слуховому представлению очень велики. Но в большинстве случаев дело идет не о том, что тот или другой человек вообще не имеет слуховых представлений, а о том, что он не может произвольно вызывать их и оперировать ими».

Правильное пение неоспоримо доказывает, что внутренний слух у человека есть. Категорическое неумение петь, нечистое и фальшивое пение столь же неоспоримо доказывает, что внутреннего слуха у человека нет. Оптимисты уверяют, что не поющие люди слышат, что поют неверно, но голос их не слушается. Исследователи-психологи отказываются верить в эти утешительные рассуждения — если человек не поет, значит его внутренний слух очень слаб и непрочен, и сигналы, которые от него получает голос, так призрачны и неразличимы, что опираться на такие «подсказки» нет никакой возможности. Тем, кто не поет, но хотел бы петь, скорее надо заняться «ремонтом» слуха, а не совершенствованием голоса: координации слуха и голоса как таковой не существует — есть только внутренний слух, который эту координацию пробуждает и поддерживает. Внутренний слух отражает «боевую готовность» всех компонентов аналитического слуха, поскольку внутренний слух растворен и в чувстве высоты, и в чувстве интервала и в ладовом чувстве. Внутренний слух как цемент при постройке здания, как клей, скрепляющий страницы книги — без него аналитический слух распался бы и не смог работать. Понять и осмыслить до конца любое действие аналитического слуха без слуха внутреннего невозможно — всякое осознание, в том числе и осознание звуковых отношений, требует активного усвоения и повторения понятого: так ученик должен повторить заученный урок, чтобы убедиться в том, что материал действительно усвоен. Не случайно Борис Теп-лов называет внутренний слух репродуктивным компонентом музыкального слуха, акцентируя момент повторения отзвучавшего, его воспроизведения.

Консонанс и диссонанс

Консонанс и диссонанс являются интервалами.

Чувство интервалов – один из основных признаков музыкальной высоты. Интервал образуется, когда звучат два звука одновременно, в результате может возникнуть целостный образ звучания.

Скорее всего, чувство интервалов развивается из мелодического слуха, является по отношению к нему не первичным, а вторичным.

Интервалы также оказывают влияние на психику. Произведение Бетховена «Святое благодарение Богу за выздоровление» основано на утверждающем и призывном звучании кварт (расстояние между звуками – 500 центов или 2.5 тона) – это придает произведению удивительно архаическую окраску. В музыкальной терапии его советуют слушать для увеличения сил организма.

Гармонический слух рассматривался как музыкальный слух в его проявлении по отношению к созвучиям, а следовательно, и ко всякой многоголосной музыке.

Американский психолог М. Гарнзи, давая сводку очень большого количества работ, посвященных проблеме консонанса, приходит к заключению, что психологические критерии восприятия консонансов и диссонансов сводятся к двум:

«гладкость» или «шероховатость» звучания
степень слияния

Совершенно бесспорно, что консонансы дают более чистое звучание, тогда как диссонансы – более шероховатое.

Гельмгольц высчитал для разных интервалов степень шероховатости, обусловленную частотой биений между частичными тонами. Шероховатость отсутствует, когда число биений в 1 секунду равно нулю, достигает максимума при частоте биений 33 раза в 1 с и снова уменьшается при дальнейшем увеличении частоты биений.

Так, критерий гладкости действительно является критерием различения консонансов и диссонансов, теория Гельмгольца правильно объясняет эту сторону.

Степень слияния проверялась, когда испытуемых спрашивали: похоже ли звучание на один или на два звука. Результаты этих серий очень близки к результатам тех серий, в которых испытуемые расценивали интервалы по критерию гладкости.

Различение консонансов и диссонансов не предполагает гармонического восприятия созвучий, и, следовательно, гармонический слух никак нельзя сводить к «чувству консонанса».

Психологически в музыке композиторы выражают с помощью диссонансов, например, внутренний разлад любящего человека (104-й сонет Листа); используются в энергичной музыке для освобождения от агрессии (Бетховен, «Гнев из-за потерянного гроша»).

Гармонический слух имеет те же основы, что и мелодический: ладовое чувство и музыкальные слуховые представления. Он развивается при условии достаточно развитого мелодического слуха и представляет собой дальнейшую ступень развития музыкального слуха.

Чувство ритма

Под чувством ритма понимается способность, лежащая в основе всех тех проявлений музыкальности, которые связаны в воспроизведением и изобретением временных отношений в музыке.

Повторение само по себе не создает ритма. Ритм предполагает в качестве необходимого условия ту или иную группировку следующих друг за другом раздражений, некоторое расчленение временного ряда.

Обязательным условием ритмической группировки является наличие акцентов, т.е. более сильных или выделяющихся в том или ином отношении раздражений.

Получается, ритм – закономерное расчленение временной последовательности раздражений на группы, объединяемые вокруг выделяющихся в том или другом отношении раздражений, т.е. акцентов.

Медленное в музыке движение (меньше 100 ударов в минуту) труднее ритмизируется, чем быстрое (от 100 до 200 ударов в минуту).

Чувство ритма имеет моторную природу. Большинство лиц чувствуют, что непреодолимая сила побуждает их делать мышечные движения, аккомпанирующие ритмам. Моторные реакции заключаются в мышечных сокращениях языка, мышц головы, челюстей, пальцев рук, ног, в напряжениях, возникающих в гортани, голове, грудной клетке и конечностях, в зачаточных сокращениях головной и дыхательной мускулатуры, и наконец, в одновременной стимуляции мышц-антагонистов (сгибателей и разгибателей), вызывающей смену фаз напряжения и расслабления без изменения пространственного положения органа (можно наблюдать здесь предпосылки возникновения танцев). Так, восприятие ритма никогда не бывает только слуховым; оно всегда является процессом слуходвигательным. Большинство людей не сознают этих двигательных реакций, пока внимание не будет специально обращено на них. Попытки подавить моторные реакции приводят к возникновению таких же реакций в других органах, или влекут за собой прекращение ритмического переживания.

Переживание ритма по существу своему активно. Нельзя просто слышать ритм. Слушатель только тогда переживает ритм, когда он его сопроизводит.

Следовательно, всякое полноценное восприятие музыки есть активный процесс, предполагающий не просто слушание, соделывание, включающее весьма разнообразные движения. Возможно, в этом компоненте частично и возникает объяснение того, что мы испытываем сильные эмоции при прослушивании произведений.

Музыка есть выражение некоторого содержания, в наиболее прямом и непосредственном смысле – эмоционального содержания. Ритм – одно из выразительных средств музыки. Следовательно, музыкальный ритм – всегда выражение некоторого эмоционального содержания.

Музыкально-ритмическое чувство характеризуется как способность активно переживать музыку и вследствие этого тонко чувствовать эмоциональную выразительность временного хода музыкального движения.

Чувство музыкального ритма имеет не только моторную, но и эмоциональную природу: в основе его лежит восприятие выразительности музыки. Поэтому вне музыки чувство музыкального ритма не может ни пробудиться, ни развиваться. Чувство ритма есть всегда эмоциональное переживание соответствия данного временного хода процесса содержанию этого процесса. Если нет содержания, то нет и соответствия, а следовательно, нет места и для чувства ритма.

Два компонента мелодического слуха

Мелодический слух проявляется в особенностях самого процесса восприятия мелодии и в узнавании мелодии.

Мелодический слух имеет, по крайней мере, две основы – ладовое чувство и музыкальные слуховые представления. Ладовое чувство – эмоциональный перцептивный) компонент. Второй компонент – слуховой (репродуктивный): заключается в наличии слуховых представлений и является основой воспроизведения мелодии.

В огромном большинстве случаев непосредственное (не являющееся результатом специального выучивания) узнавание мелодии осуществляется главным образом на основе эмоционального критерия.

В заключение можно сказать: ладовое чувство, или эмоциональный компонент мелодического слуха, вполне объясняет психологическую природу всех тех проявлений музыкального слуха, при которых не требуется воспроизведения мелодии. Что касается последнего, то оно находится в прямой зависимости от другого компонента мелодического слуха – от музыкальных слуховых представлений.

На странице курсовые работы по педагогике вы найдете много готовых тем для курсовых по предмету «Педагогика».

Здесь темы рефератов по педагогике

Читайте дополнительные лекции: