Буддизм в Китае и китаизация буддизма

Оглавление:

Древнем Китае к моменту зарождения философии уже существовало мощное культурное поле. Но его структура имела свои специфические черты. В частности, по мнению многих синологов, в Древнем Китае наблюдалось относительно слабое развитие мифологии. Нельзя сказать, что ее не было совсем. Точнее — она не имела такого влияния, как, например в Древней Индии. В какой-то мере это объясняется особенностями китайского мышления, которое отличалось повышенной практичностью. Поэтому наряду с мифологией оригинальным основанием философского мировоззрения в Китае явилась гадательная практика и сопутствующая ей предфилософия, кульминировавшая в «Книге перемен» (И-цзин) и в многочисленной комментаторской литературе.

Философия всегда отражает образ мировосприятия, стиль или модель мышления нации. Мышление китайца характеризовалось ассоциативностью, символичностью и склонностью к формализации. Осмысление действительности для китайского менталитета предполагает особую методологию. Ее суть — символизация пространственно-числовых структур, по-китайски — сян шу чжи сюэ («учение о символах и числах»), которое на Западе иногда именуют нумерологией.

В остальном становление философии в Древнем Китае во многом соответствует генезису древней индийской философии. Экономический подъем, появление денег и частной собственности стимулировали разложение традиционных родообщинных отношений, что сопровождалось трансформацией привычной схемы социально-экономических отношений. Параллельно происходит развитие наук — математики, медицины, астрологии и др. Все эти процессы требовали выработки новых моделей миропонимания, новых ориентиров и ценностных установок. Их выдвижение происходит на фоне переосмысления традиций. Как и в Индии, в Китае первыми философами были странствующие мудрецы, отшельники и аскеты.

Основанием китайской философии явился корпус древней предфилософской литературы — «Пятикнижие» («Уцзин»). К нему относились: «Книга песен» («Шицзин»), «Книга истории» («Шуцзин»), «Книга перемен» («Ицзин»), «Книга обрядов» («Лицзин»), летопись («Чуньцю»).

К «Пятикнижию» примыкали: «Сицы чжуань» — комментарий к «И-цзин», историческая рукопись «Цзо чжуань» и др.

В предфилософской литературе поднимается множество различных вопросов.

Отметим некоторые из них.

Древняя китайская предфилософская литература:

» «Книга песен»

» «Книга истории»

» «Книга перемен»

» «Книга обрядов»

» летопись

» комментарий к «Книге перемен»

*исторические рукописи

Вопрос о происхождении зла: от кого оно — от Бога или от человека? Авторы «Уцзип» склонны видеть причину зла в человеке («зависят распри только от людей») и оправдывать Бога.

В «Шуцзин» рассматривается проблема первоначала мира. Решается она с позиций натурализма: существует пять первоначал — вода, огонь, дерево, металл, земля, и пять явлений природы — дождь, солнечное сияние, жара, холод, ветер. Важная роль в объяснении мироздания отводится двум полярным и вместе с тем взаимозависимым силам (началам) — ян и инь. Понятия эти многозначны и олицетворяют собой, как сказали бы современные философы, диалектические противоположности. Но в древней предфилософии они еще не обрели значения универсальной философской абстракции и трактуются более «приземленно» — как силы света и тьмы, тепла и холода, жесткости и мягкости, как мужское и женское начала.

На раннем этапе, до появления «ста школ» китайской философии, формируется и представление о дао, которое можно считать одним из краеугольных понятий всей китайской философии. Позже, в философских школах, оно будет развито и углублено. Пока же дао понимается как «путь», естественный ход вещей или безличный мировой закон, властвующий пал, природой и обществом.

Шанцы, чжоу-сцы и шан-ди

Все эти и многие другие важные особенности религиозной структуры Китая были заложены в глубокой древности, начиная с эпохи Шан-Инь. Цивилизация городского типа Шан появилась в бассейне Хуанхэ в середине второго тысячелетия до нашей эры, примерно в то же время, что и арии в Индии. Но в отличие от ведических ариев, у шанцев не было пантеона влиятельных богов. Роль верховных божественных сил играли предки шан-ди и различные духи, олицетворявшие силы природы. Предкам Шан-ди регулярно приносились жертвы, чаще всего кровавые, в том числе человеческие, которые описывались в записях так: «Мы принесли триста человек из племени Цянь в жертву предку Гань». Считалось, что просьбы, сопровождавшие жертвы (их, как и извещения о жертвоприношении, обычно писали на специально приготовленных для этого бараньих лопатках и черепашьих панцирях), побуждали обожествленных предков, обладающих сверхъестественной силой, воздействовать на духов природных сил или своей собственной силой помочь людям достичь желаемой цели. Письма-просьбы сопровождались специальными гадательными ритуалами, поэтому в современной китаистике они называются «гаданиями».

Отсутствие великих богов и возникновение культа Шан-ди сыграло огромную роль в истории китайской цивилизации: это логически привело к ослаблению религиозного элемента и усилению рационального, что проявилось в гипертрофии культа предков, который затем стал основой китайской религиозной системы. Эта тенденция прослеживается уже в Шан. Шанских правителей-ванов, считавшихся прямыми потомками и земными наместниками Шан-ди, хоронили в больших гробницах с конями и оружием, женами и слугами, запасами продовольствия и различными предметами быта — со всем, что могло понадобиться человеку на том свете.

В культе своего предка Шан-ди, который был символом культа их небольшой этнической общности, резко противостоявшей многочисленной периферии окружавших их в бассейне Хуанхэ неолитических племен (пленников которых они обычно приносили в жертву своим обожествленным предкам), шанцы стремились черпать дополнительную силу и стабильность. Божественная помощь, содействие потусторонних сил, которым всегда приписывалась сверхъестественная сила, постоянное общение с умершими предками были для шанцев источником душевного комфорта, то есть необходимым элементом их существования. Именно поэтому мантика играла такую большую роль в системе религиозных верований шанцев, а затем и в религиозной системе древнего Китая в целом. Основным моментом в ритуале общения с божественными предками был обряд гадания, который обычно сочетался с обрядом жертвоприношения. Целью гадания было поставить предков в известность об определенных намерениях, успехах или заботах их потомков, живущих на земле, и соответственно узнать их мнение по этому поводу, их одобрение или неодобрение, степень готовности оказать помощь и т.д. Ритуал гадания заключался в следующем. Гадатель делал несколько углублений на специально подготовленной лопатке барана или панцире черепахи и выцарапывал надпись из нескольких пиктографических знаков, прототипов будущих китайских иероглифов. Надпись содержала информацию, сформулированную таким образом, чтобы можно было получить однозначный ответ. Затем кость или раковину обжигали в углублениях раскаленной бронзовой палочкой, и по трещинам на обратной стороне гадатель судил о результатах гадания. Позже эта техника, а также гадание на тысячелистнике легли в основу гадательной книги «Ицзин», триграммы и гексаграммы которой, состоящие из всех возможных комбинаций прямой и ломаной средней линии, генетически восходят к трещинам на костях и волокнам тысячелистника.

Шанские прорицатели были ничем не примечательным народом. В отличие от примитивных деревенских колдунов-шаманов, они приближались по статусу и значимости в жизни общества к древнеегипетским жрецам. Во-первых, гадатели были грамотными, то есть владели системой пиктографического письма, которую, видимо, разработали сами. Во-вторых, они были причастны к власти, то есть были близки к тем, кто руководил коллективом, и хорошо разбирались в проблемах, с которыми сталкивались шанцы: от правильной постановки вопроса и интерпретации результатов гадания зависело очень многое. Одним словом, гадательный ритуал был делом большой государственной важности, имеющим тщательно разработанную систему фиксированных показателей с объективными критериями отсчета.

Древнекитайская религиозная философия

Низшие слои китайского общества эпохи Чжоу состояли из крестьянских общин с их обычными ритуалами и культами, среди которых центральное место занимал культ земли. С неолитических времен этот культ был тесно связан с магией и ритуальной символикой, с колдовством и шаманизмом. Чаще всего общение с духами у земледельцев было связано с заботой об урожае. В древнем Китае ритуалы вызывания дождя и оплодотворения земли проводили женщины-шаманки. Обнаженные под палящими лучами солнца, эти жрицы Матери-Земли выстаивали долгие часы, вызывая дождь в случае засухи. Если это не помогало, шаманку иногда сжигали в жертву божеству засухи. На алтаре в честь духа Земли, который был в каждой деревне и назывался «она», приносили жертвы, молясь об урожае.

С течением времени алтари стали возводить при дворах аристократов и правителей. Такой алтарь стал символом власти и могущества. На ритуальном поле рядом со столичным алтарем-ши чжоуский валент весной лично проводил первую борозду, совершая торжественный обряд первой вспашки, считалось, что только после этого крестьяне Среднего царства могли приступать к полевым работам. На алтарях-ши аристократы казнили своих противников, а захват алтаря-ши во время войны означал полное военное поражение.

Весной и осенью возле алтаря-ши проводились праздники в честь возрождения природы и урожая. Осенью эти праздники были более пышными и торжественными, в них принимали участие буквально все. Обычно в это время проводились свадьбы и подводились экономические итоги года. Центральной фигурой при этом были чиновники-администраторы, обычно совмещавшие в своем лице как светские, так и духовные (жреческие) функции. Деление всего сущего на два начала было едва ли не древнейшим принципом философского мышления в Китае, о чем, в частности, свидетельствуют правила гадания, отраженные в триграммах и гексаграммах Книги И-Цзин (сплошная линия и противоположная ей пунктирная). Но были ли эти два начала уже в шанско-раннечжоуской древности символом соответственно мужского и женского начала? Данных на этот счет нет, а косвенные свидетельства дают основания для сомнений.

Как уже говорилось, триграммы и гексаграммы генетически восходят к практике гадания на костях и стеблях тысячелистника, что само по себе свидетельствует лишь о двоичной системе как таковой, но никак не о ее философском осмыслении, хотя бы на самом базовом уровне. Что касается философского осмысления, то оно, судя по многим данным, появилось в чжоуских текстах сравнительно поздно, не ранее IV века до н.э., и было связано с почти одновременным появлением в чжоуской мысли двух важных, кардинальных идей: понятий инь-ян и сюн. Инь-ян — это деление практически всех вещей на два противоположных начала, мужское и женское. Мужское начало ян ассоциировалось с солнцем и всем светлым, ярким, твердым и сильным; в самом общем виде оно считалось положительным началом. Женское начало инь ассоциировалось с луной, со всем темным, мрачным и слабым. Оба начала были тесно связаны и гармонично взаимодействовали, и именно результатом этого плодотворного взаимодействия со временем стали считаться все вещи.

Дуалистическая картина мира, основанная на взаимодействии инь и ян, в позднечжоуских философских текстах обычно дополнялась концепцией ун, то есть концепцией взаимодействия и взаимопроникновения пяти основных первоэлементов, первичных субстанций: огонь — вода — земля — металл — дерево. Если вспомнить, что в древнеиранском зороастризме также задавала тон идея дуалистического противостояния сил Света и Тьмы и что параллельно с этой общей идеей выделялась идея основных чистых элементов и первичных субстанций (огонь — вода — земля — металл — растения — скот), то параллели не могут не озадачить. Конечно, противостояние мужского и женского начал не равно противостоянию Света и Тьмы. Но не стоит забывать, что в основе концепции инь-ян лежала идея противостояния Света и Тьмы, хотя со временем эта идея стала второстепенной, уступив место главной — взаимодействию мужского и женского начал. Что касается первовеществ, то сходство поразительное (шестое древнеиранское первовещество — скот — не могло иметь значения в земледельческом Китае и просто отпало) и, очевидно, не может считаться совпадением.

Конфуций и конфуцианство

Все перечисленные особенности системы верований и культов в древнем Китае сыграли огромную роль в формировании основ традиционной китайской цивилизации: не мистика и метафизические абстракции, а строгий рационализм и конкретная государственная польза; не эмоциональный накал страстей и личная связь индивида с божеством, а разум и умеренность, отказ от личного в пользу общественного; не духовенство, направляющее эмоции верующих в русло, возвеличивающее бога и усиливающее значение религии, а чиновники-жрецы, выполняющие свои административные функции, частью которых были регулярные религиозные практики. Все эти особенности системы ценностей, сформировавшейся в шанцзюйском Китае в течение тысячелетия, предшествовавшего эпохе Конфуция, подготовили страну к восприятию тех принципов и норм жизни, которые навсегда вошли в историю под именем конфуцианства. Их суть задолго до Конфуция заключалась в ослаблении иррационального принципа религии и возвышении рационального принципа этики, в подчинении религиозных и этических норм требованиям социальной политики и управления.

Не связь бог-личность, прямая или опосредованная фигурой священника или теолога, как это было характерно для других религий, а связь принципиально иного типа: «Небо как символ высшего порядка — земное общество, основанное на добродетели», опосредованное личностью правителя, благословленного Небом, — таков был императив древнего Китая. Этот императив, стократно усиленный конфуцианством, на тысячелетия определил важные аспекты китайской жизни, включая структурную прочность государства и общества и ограничивающую роль личности с ее эмоциями и страстями. Конфуций (Кун-цзы, 551-479 гг. до н.э.) родился и жил в период великих социальных и политических потрясений, когда чжоуский Китай находился в состоянии тяжелого внутреннего кризиса. Власть чжоуского правителя-вана давно ослабла, хотя номинально он продолжал считаться сыном Неба и сохранял свои функции верховного жреца. Патриархально-клановые нормы рушились, родовая аристократия умирала в жестоких междоусобицах, ей на смену приходила централизованная власть правителей отдельных царств, опиравшихся на формировавшийся вокруг них административно-бюрократический аппарат невежественных клерков. Как свидетельствует древнекитайская хроника «Чуньцю», традиционно приписываемая самому Конфуцию и охватывающая события VIII-V веков до нашей эры, правители и их родственники, аристократы и сановники в безудержной борьбе за власть, влияние и богатство не останавливались ни перед чем, вплоть до безжалостного уничтожения родных и близких. Крушение древних устоев семейно-родовой жизни, междоусобицы, продажность и алчность чиновников, беды и страдания простого народа — все это вызывало резкую критику ревнителей древности. Объективная ситуация побуждала их к выдвижению новых идей, которые можно было бы противопоставить царящему хаосу. Но чтобы это отрицание современности имело моральное право на существование и обладало необходимой социальной силой, оно должно было быть поддержано признанным авторитетом. Конфуций нашел такой авторитет в полулегендарных примерах глубокой древности.

Социальный идеал Конфуция

Высокоморальный цзюнь-цзы, сконструированный философом в качестве модели, эталона для подражания, должен был обладать двумя важнейшими в его представлении достоинствами: гуманностью и чувством долга. Понятие гуманность (жэнь) трактовалось Конфуцием необычайно широко и включало в себя множество качеств: скромность, справедливость, сдержанность, достоинство, бескорыстие, любовь к людям и т. п. Жэнь — это высокий почти недосягаемый идеал, совокупность совершенств, которыми обладали лишь древние; из современников Конфуции, включая и себя, считал гуманным лишь своего рано умершего любимого ученика Янь Хуэя. Однако для настоящего цзюнь-цзы одной гуманности было недостаточно. Он должен был обладать еще одним важным качеством — чувством долга (и), продиктованным внутренней убежденностью в том, что следует поступать именно так, а не иначе. Долг — это моральное обязательство, которое гуманный человек в силу своих добродетелей накладывает на себя сам. Чувство долга, как правило, обусловлено знанием и высшими принципами, но не расчетом. «Благородный человек думает о долге, низкий человек заботится о выгоде», — учил Конфуций. В понятие «и» поэтому включались стремление к знаниям, обязанность учиться и постигать мудрость древних. Конфуций разработал и ряд других понятий, включая верность и искренность (чжэн), благопристойность и соблюдение церемоний и обрядов (ли).

Следование всем этим принципам было обязанностью благородного цзюнь-цзы, который в сборнике изречений Конфуция Луньюй определяется как человек честный и искренний, прямодушный и бесстрашный, всевидящий и понимающий, внимательный в речах осторожный в делах. В сомнении он должен сдерживаться, в гневе — обдумывать поступки, в выгодном предприятии — заботиться о честности; в юности он должен избегать вожделений, в зрелости — ссор, в старости — скряжничества. Истинный цзюнь-цзы безразличен к еде, богатству, жизненным удобствам и материальной выгоде. Всего себя он посвящает служению высоким идеалам, служению людям и поиску истины. Познав истину утром, он «может спокойно умереть вечером».

Таким образом, «благородный человек» Конфуция — это умозрительный социальный идеал, назидательный комплекс добродетелей. Однако с течением времени и в связи с ростом авторитета Конфуция и его учения этот абстрактно-утопический идеал все более становился обязательным для подражания эталоном, приблизиться к которому было делом чести и социального престижа для каждого, и особенно для тех представителей высшего сословия ученых-чиновников, профессиональных бюрократов-администраторов, которые с эпохи Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.) стали управлять китайской конфуцианской империей. К этому времени многое в созданном Конфуцием идеале изменилось.

Конфуций вполне искренне стремился создать идеал рыцаря добродетели, боровшегося за высокую мораль, против царившей вокруг несправедливости. Но, как это нередко случается, с превращением его учения в официальную догму на передний план выступила не суть, а внешняя форма, проявлявшаяся преимущественно в демонстрации преданности старине, уважения к старшим, напускной скромности и добродетели. Многочисленные последователи и почитатели Конфуция, слепая преданность которых каждому слову философа тоже в немалой степени способствовала превращению его учения в закостенелую догму, стали видеть в идеале цзюнь-цзы не столько выражение внутренней цельности и благородства, сколько внешнее оформление благопристойности. В средневековом Китае постепенно сложились и были канонизированы определенные нормы и стереотипы поведения каждого человека в зависимости от занимаемого им места в социально-чиновной иерархии. Они нашли свое наиболее наглядное отражение в том, что обычно именуется «китайскими церемониями».

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: