Оглавление:
Многие мыслители и философы изучали мифы с древности. В средние века философы обратили внимание на социальную роль мифов. Итальянский философ Дж. Вико (1668-1744) первым предпринял попытку историко-социологической интерпретации мифа и связал развитие общества с особенностями эволюции мифа. В 19 веке интерес к мифологии возрастает. На эту тему писали Ф. Ницше, Ф. Шеллинг, Я. Гримм, Э. Тайлор, Г. Спенсер, А. Кун, М. Мюллер, Дж. Фрэзер и другие. Изучается классическая мифология, проводится сравнительный анализ мифов, появляется их типология. Теорию и специфику классической мифологии разрабатывают С.С. Аверинцев, В. Вундт, Э.Я. Голосовкер, А.Г. Гулыга, Э. Кассирер, Л. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, А.Ф. Лосев, Б. Малиновский, Е.М. Мелетинский, В.Я. Пропп, Б.Ф. Поршнев, О.М. Фрейденберг. Теория мифа разрабатывается в трудах этнографов, историков, философов, психологов, лингвистов (М. Элиаде, Ф.Б.Ж. Кейпер, Р. Жирар). А. Веселовский, В. Пропп, И.М. Дьяконов, М. Бахтин, В.В. Иванов, С.А. Токарев, В.Н. Торопов, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский.
Сегодня можно с полным основанием утверждать, что мифология и миф в XX веке стали одним из центральных понятий социологии и теории культуры. В начале XX века мифология перешла из разряда свидетельств прошлого, как считалось традиционно, в разряд участников происходящего. В настоящее время в научной литературе существует большое количество работ и теоретических исследований по проблемам мифа. Тем не менее, особенности мифологии как способа бытия в современном обществе изучаются лишь частично в связи со смежными исследованиями или с проблемами общего характера, многие исследователи допускают наличие мифологии как современного явления лишь в некоторых областях общественного сознания и социальных отношений, а понятие мифа мыслится в этом случае как антитеза понятию реальности, действительности, истины. Тем не менее, многие исследователи указывают на огромное значение современной мифологии.
E. М. Мелетинский в своей работе «Миф и ХХ век» обращает внимание на то, что миф — одно из центральных явлений в истории культуры. Он является способом связи человеческой сущности и окружающей действительности. Он является первичной моделью идеологии, и именно из мифов возникают различные виды культуры — литература, искусство и, в определенной степени, даже наука и философия. Приобретая новые знания, мы можем развеять мифы прошлого, но не полностью, а лишь частично. А периодически, наоборот, мифологизируемся все больше и больше. Это относится и к нашему времени. Прежде всего, потому, что наука не может вытеснить мифологию. По мнению Е. Мелетинского: «Прежде всего, потому, что наука не решает таких общих метафизических проблем, как смысл жизни, цель истории, тайна смерти и т.д., тогда как мифология претендует на их решение. Миф вообще исключает неразрешимые проблемы и стремится объяснить трудноразрешимые проблемы через более разрешимые и понятные. В конце концов, познание вовсе не является целью мифа. Цель мифа — поддержание гармонии личного, социального, природного, поддержка и контроль социального и космического порядка.
Восприятия мира в его структурной целостности
Он был членом Психологического общества при Московском университете и Религиозно-философского общества памяти В. Соловьева. Уже в первой публикации Лосева «Эрос в Платоне» (1916) обозначилась глубокая и никогда не прерывавшаяся духовная связь мыслителя с традицией платонизма. Определенное влияние на молодого Лосева оказали метафизика универсализма В.С. Соловьева, религиозно-философские идеи П.А. Флоренского. Много лет спустя Лосев описал, что он ценил и что не мог принять в творчестве Соловьева в своей книге «Владимир Соловьев и его время» (1990). В конце 1920-х годов выходит цикл его философских книг: Античный космос и современная наука, Философия имени, Диалектика художественной формы, Музыка как предмет логики, Диалектика числа у Плотина, Критика платонизма у Аристотеля, Очерки античного символизма и мифологии, Диалектика мифа. Работы Лосева подвергаются резким идеологическим нападкам (в частности, в докладе Л.М. Кагановича на XVI съезде ВКП(б)). В 1930 году Лосев был арестован, а затем отправлен в трудовой лагерь на строительство Беломорско-Балтийского канала. Из лагеря Лосев возвращается в 1933 году тяжело больным. Новые труды ученого увидели свет только в 1950-е годы. Особое место в творческом наследии позднего Лосева занимает восьмитомная «История античной эстетики» — глубокое историко-философское и культурологическое исследование духовной традиции античности. В последние годы были опубликованы неизвестные религиозно-философские труды мыслителя.
Характерное для Лосева погружение в мир античной философии не сделало его равнодушным к современному философскому опыту. В ранний период своего творчества он очень серьезно отнесся к принципам феноменологии. В философии Гуссерля Лосева привлекало то, что она в определенной степени была близка к метафизике платоновского типа: учение об эйдосах, метод феноменологической редукции, предполагающий «очищение» сознания, переход к «чистому описанию», к «различению сущностей». В то же время методология и идеал «строгой научности», столь необходимые для феноменологии, никогда не были для Лосева самодостаточными. Мыслитель стремился «описать» и «различить» не только феномены сознания, пусть даже «чистого», но и подлинно экзистенциальные, символико-семантические сущности, эйдосы. Лосевский эйдос не является ни эмпирическим феноменом, ни актом сознания. Это «живое существо предмета, пронизанное смысловыми энергиями, идущими из его глубин и образующими целостную живую картину явленного лика сущности предмета». Не принимая «статичности» феноменологического созерцания, Лосев обратился к диалектике, определив ее как «истинную стихию разума», «чудесную и увлекательную картину самоутверждающегося смысла и разума». Диалектика Лосева призвана раскрыть смысл мира, который, по мнению философа, есть «разные степени бытия и разные степени смысла, имени». Слово-имя — не только абстрактное понятие, но и живой процесс творения и обустройства космоса («в имени и словах мир творится и держится»). В онтологии Лосева (его мысль с самого начала была онтологической, и в этом отношении можно согласиться с В. Зеньковским, что «прежде всякого строгого метода он уже метафизик») бытие мира и человека также раскрывается в «диалектике мифа», который в бесконечно разнообразных формах выражает столь же бесконечную полноту действительности, ее неисчерпаемую жизненную силу. Метафизические идеи Лосева во многом определили философское своеобразие его фундаментальных трудов по античной культуре.
Проблемы символа и мифа
Л. явился своеобразным завершителем символизма и универсализма как философской традиции Серебряного века и создал самостоятельную философскую систему, органично сочетающую неоплатоническую диалектику (в ее христианской реинтерпретации) и структурно-типологическую интеллектуальную технику новоевропейского типа в применении к различным областям философии, культурологии, эстетики, теории литературы, семиотики, лингвистики, логики и оснований математики. Он аксиоматически изложил фундаментальное учение о знаке и символе. Автор оригинальных теорий мифа и языка, последняя из которых характеризуется как «энергетический символизм» в рамках «философии имени», разработанной вместе с работами П.А. Флоренского и С.Н. Булгакова. Основной предмет исследований Л. — анализ «диалектического саморазвития единого живого телесного духа» в диапазоне от систем основных философских категорий и форм выражения (с детальным рассмотрением, например, феноменов музыки и математических построений), типологий культур, стилей и вообще различных видов «родственных мифологий», древних и новоевропейских (основная тема как ранних работ Л., так и заключительных). до фундаментальных концепций «мира как целого» и учения об «абсолютной мифологии» богочеловечества.
Эссе:
Античный космос и современная наука. М., 1927;
Музыка как предмет логики. М., 1927;
Диалектика художественной формы. М., 1927;
Философия имени. М., 1927;
Диалектика числа у Плотина. М., 1928;
Критика платонизма Аристотелем. М., 1929;
Очерки по античному символизму и мифологии. Т. 1. М., 1930;
Диалектика мифа. М., 1930;
Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957;
Гомер. М., 1960;
Античная музыкальная эстетика. М., 1960;
Введение в общую теорию лингвистических моделей. М., 1968;
Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976;
Античная философия истории. М., 1977;
Эстетика Возрождения. М., 1978;
Эллинистическая и римская эстетика в 1-2 веках н.э. М., 1979;
Диоген Лаэрций — историк античной эстетики. М., 1981;
Знак. Символ. Миф. Очерки по языкознанию. М., 1982;
Лингвистическая структура. М., Религиозно-философская концепция Лосева, разработанная в его работах 1920-1930-х годов, представляет собой уникальный синтез многовековой традиции античной и средневековой мысли (Платон и неоплатонизм, христианское апофатическое богословие Дионисия Ареопагита, Григория Паламы, Николая Кузанского), методологии новоевропейской философии (немецкий классический идеализм, неокантианство, феноменология Э. Гуссерля. Методология новоевропейской философии (немецкий классический идеализм, неокантианство, феноменология Э. Гуссерля) и проблемы русской религиозной философии конца XIX — начала XX века от В.С. Соловьева (идея всеведения) до П.А. Флоренского. Диалектика, отстаиваемая Лосевым в качестве центрального метода (ее основными источниками были «Парменид» Платона, «Эннеады» Плотина, «Наука логики» Гегеля. Гегель), рассматривается как система «закономерно и необходимо выводимых антиномий» и их «синтетических сопряжений», охватывающая все возможные типы бытия и применимая к любому предмету и любой сфере человеческого опыта, как «остов смысла вещей, обусловливающий сам себя и не зависящий от содержания вещей» («Бытие. Имя. Космос», М., 1993. С. 616, 74).
Абсолютизация человеческого субъекта
Имя рассматривается Лосевым как смысловая энергия сущности, неотделимая и в то же время отличная от неё, как орудие взаимного общения и взаимопонимания между ней и всем окружающим, наконец, как «осмысление её как объективно определённой личности», как предел её активного «смыслового самооткровения» (Там же. С. 834, 841). Тварное бытие держится энергией, исходящей от первосущности, существует «в порядке причастия к её имени», но оно причастно к ней в разной степени, что обусловливает различную интенсивность этого бытия (различнаянапряжённость, неоднородность пространства, времени, космоса в целом, представляющего собой «лестницу… разных степеней жизненности или затверделости слова» — «Бытие. Имя. Космос». С. 734-735).
Образом бытия личности, её неотделимым и отличным от неё «ликом» выступает у Лосева миф, понятый как символически выраженное живое интуитивное взаимоотношение субъекта и объекта. В контексте личностного бытия всякая вещь может стать мифом. Миф как самосознательное историческое бытие личности есть чудо, понятое как взаимоотношение двух (или нескольких) личностных планов, «совпадение случайно протекающей эмпирической истории личности с её идеальным заданием» («Миф. Число. Сущность». С. 171-172). В отличие от религии, специфический миф которой представляет собой «субстанциальное самоутверждение личности в вечности», миф как таковой есть «энергийное, феноменальное самоутверждение личности независимо от проблемы взаимоотношения вечности и времени» (Там же. С. 106).
Выражение, высшей формой которого является «личность, данная в мифе и оформившая своё существование через своё имя» («Форма. Стиль. Выражение». М., 1995. С. 39), — исходное понятие эстетики Лосева. Символическая природа выражения как единства внутреннего и внешнего, смысла и его «алогически-материального» воплощения конкретизируется в понятии «художественной формы» (художественногообраза) как «принципиального равновесия логической и алогической стихии», их полного взаимопроникновения («случайность, данная как абсолютное, и абсолютное, данное как случайность, при полном и абсолютном тождестве их», там же, с. 45, 198). В «антиномиях адеквации» художественная форма раскрывается у Лосева как синтез свободы и необходимости: первообраз, служащий прообразом художесвенной формы и бессознательным критерием её конструкции, впервые «творчески и энергийно» создаётся самой художественной формой и осознаётся в этом творческом процессе. В качестве собственного неотличимого от неё и потому невыразимого первообраза художественная форма, выражая самоё себя, есть вместе с тем «выражение невыразимого».
Виднейший представитель философии музыки в России, Лосев рассматривал музыку как искусство времени, понятого как «становящийся подвижной покой», «алогическое становление числа», и соответственно видел в ней выражение «жизни числа» (Там же. С. 509, 543, 549). Время в музыке не уходит в прошлое и предстаёт как сплошное «длительно-изменчивое» «вечное настоящее» (С. 492). «Смысловая фигурность числа» вносит в эту «сплошную текучесть» начало порядка, которое воплощается в звуковысотной системе (лад) и метроритмической структуре. Пифагорейско-платоновское наследие в истолковании музыки сочетается у Лосева с литературно-философской традицией романтизма, прежде всего в «словесной транскрипции» смысловой сущности конкретных произведений — Р. Вагнера и А. Н. Скрябина, Л. ван Бетховена, Ф. Листа, П. И. Чайковского, Н. А. Римского-Корсакова и др. («музыкальный миф», в возможных бесчисленных словесных вариантах которого раскрывается заданная произведением «единая и единственная» структура его переживания).
В многочисленных работах по истории античной мифологии, философии и эстетики, раскрывающих их глубинное единство, физиогномика античной культуры, словесные портреты характерных её представителей (выразительное описание духовного облика Сократа, античного скептика или эпикурейца и т. п.) сочетаются с философско-историческим осмыслением античности как целостного культурно-исторического типа с определяющей его пластической интуицией бытия, которая оформляется в представлении о космосе как живом одушевлённом существе, в «телесности античного классического идеала» и связанной с ней «эстетике числовой гармонии» («История античной эстетики». М., 2000. Т. 1. С. 141).
Экспрессивный стиль Лосева
В своей конструктивной формулировке Лосев переосмыслил принятый им принцип триады — неоплатонический (пребывание — выход — возвращение) и гегелевский (тезис — антитезис — синтез). Исходным пунктом диалектики Лосева является «единое», восходящее к сверхбытию и сверхпостижимому Единству Платона и неоплатоников. Абсолютная индивидуальность» вещи в ее бесчисленных интерпретациях, не сводимая в своей «непознаваемой глубине» ни к одному из ее знаков и предикатов, «абсолютный первопринцип всего, что есть и чего нет, включая и самое себя» («Миф. Число. Сущность», М., С.339. ), его смысловое производство представлено следующими понятиями исходной триады Лосева — бытие (нечто, или «единое сущее», предполагающее отличное от него «другое») и становление как синтез бытия и небытия, сущего и не-сущего («единое в другом»). Эта исходная триада дополняется 4-м началом, фиксирующим ее реализацию (становление, факт, субстанция), а затем 5-м началом, фиксирующим ее выражение (символ, имя), образуя соответственно тетрактиду и пентаду. В то же время по отношению к 4-му и 5-му началам первичная триада выступает как нечто единое («сфера смысла»), образуя с ними вторую триаду. Бытие сущего, второе начало первичной триады, описанное с помощью платоновских категорий тождества, различия, движения и покоя, предстает в своей антиномической структуре как «сингулярность подвижного покоя самотождественного различия» (Лосев называет его эйдосом — «изваянием смысла», «Диалектика есть «логос», логическая конструкция эйдоса, его «категориальное определение» — «Бытие. Имя. Космос». С. 684, 707, 69, 70). Переход к бытию от сверхсущностного «единого» зафиксирован в понятии «число» как самом первом принципе формы, расчленения, обрамления вещи в себе. Единое бытие», отличаясь от окружающего его «другого», получает обособленность, границу; оно поддается счету и, следовательно, является числом. В отличие от Гегеля, Лосев не смешивает число с количеством и не ставит число после качества, но «идеальное число» (гегелевский аналог «меры») предшествует всякому качеству, а количество представлено просто как «вычитание чего-то качественного». В многомерной «абсолютной» диалектике Лосева ее категории не просто выводятся друг из друга, но каждая из них разрабатывается в свете друг друга. Так, сфера смысла (первичная триада), рассматриваемая в аспекте бытия, дает смысл в его бытии-для-себя, т.е. самосознание (субъект-объектные отношения); в аспекте становления она дает «стремление» («влечение»); а в аспекте становления (субстанция) — личность как носитель смысла и т.д. (Разветвленную систему категорий диалектики Лосева см. «Миф. Число. Сущность». С. 270).
Персоналистическое понимание бытия («наиболее конкретным и реальным является личность, а также среда, в которой живет и действует личность, — общество», там же, 296) исходит у Лосева из понимания первоосновы бытия как христианской абсолютной Личности в противовес безличному неоплатонистскому Единому и гегелевской абсолютной идее. В христианском учении о Троице Лосев имплицитно выделяет 4-е («софистическое») начало субстанциальной реализации и 5-е («ономатическое») начало выражения, представленное вечным нематериальным именем Бога. Отстаивая в развиваемой им диалектике имени принципы имяславия («Имя Божие есть сам Бог, но сам Бог не есть имя» — Письмо Флоренскому от 30.1.1923), Лосев довел их до учения, сложившегося как православное учение Григория Паламы о непостижимой сущности Бога и исходящих от Него нематериальных энергиях, проникающих в мир и передающихся человеку.
На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».
Читайте дополнительные лекции:
- Перспективы идеологии
- Классическая концепция истины. Доказательство, объяснение и понимание и их роль в познании
- Александрийская школа
- Новая онтология: бытие без субстанции в философии н. Гартмана
- Проблема субстанции. Поиски субстанциональной основы мира
- Философские идеи Ф.М. Достоевского
- Логика как способ выражения смыслового содержания идеи
- Общество, история и культура. Ключевые понятия и методологические подходы
- Человек и познание
- Исторические этапы в развитии политической философии