Религиозно-философская полемика между нестяжателями и иосифлянами

Оглавление:

В конце XV века на Руси оживились различные еретические движения. Наиболее активным из них было движение жидовствующих — антитроцкистская рационалистическая ересь, которая отвергала церковную иерархию, обряды и поклонение иконам как «рукотворные вещи» и утверждала, что Христос был не Сыном Божьим, а человеком, подобным Моисею. Ситуация требовала от Русской Церкви все более решительных действий. В 1503 году был созван церковный собор, который бесстрашно затронул все больные стороны церковной жизни, что послужило еретикам поводом для порицания церкви. Осуждались плата за рукоположение и поборы с овдовевших священников, пьянство духовенства, даже накануне Божественной литургии, беспорядок в монастырской жизни. Собор подошел к вопросу об отношении к монастырскому землевладению. На этом соборе выступили самые значительные церковные деятели того времени — Волоколамский игумен Иосиф (Санин) и Сорский игумен Нил (Майков) (на реке Сорке, недалеко от Белоозера).

Нилос Сорский стремился провести в России великую реформу как монашества, так и всей церковной жизни православия. Главной целью этой реформы было освобождение монашества от всех экономических забот. Появление еретиков в России и их постоянные гонения на Церковь, Нила и его учеников, называемых «нестяжателями», а также многих других в то время, объясняется падением нравов и авторитета Церкви. Но причину этого упадка они видели в бремени помещичьего землевладения и крупного бизнеса. Так, в летописи говорится: «Старец Нилус стал рассказывать, что у монастырей нет деревень, а монахини живут в пустынях и живут своим ремеслом», то есть, что у них нет земельных владений, но монахи обрабатывают свои небольшие земли, а когда у них возникает нужда, они просят «милостыню у христиан: необходимую и не лишнюю».

Это предложение было отвергнуто всем советом, точнее, почти всем традиционным большинством. Среди последних голос наиболее вдумчивых по этому вопросу доминировал и подготовил все аргументы «подхалимской» стороны волоколамского игумена Иосифа. В защиту монастырского землевладения на Соборе он привел два основных аргумента: во-первых, он сослался на греческих и русских святых, которые основали первые монастыри с деревнями; во-вторых, он выразил опасение, что отсутствие монастырских деревень приведет к тому, что «благородные люди» перестанут принимать монашеские обеты, никто не сможет стать монастырским священником, и произойдет «потрясение веры». Позиция Иосифа была такова: обет отказа от собственности дается каждым, кто вступает в нормальную общину, наряду с двумя другими — полного послушания и полного целомудрия. Иосиф возводит этот принцип в абсолют: монах не должен иметь никакой собственности. Но принцип личного благочестия монаха сочетался с принципом «коллективной» монашеской основы. Только строго общинное монашество, а не монастырско-экономический устав, может полностью подпадать под эту формулировку. В предпочтении общежития уединенно-пастырскому образу жизни заключается вся суть богословской системы Иосифа. А за ней стоит теократическая идея, идея неразрывности единого теократического организма Церкви и государства. С этой всемирно-исторической высоты восточно-православной теократии он, конечно, не отрицал отшельнической задачи личного спасения, но считал ее уступающей идеальной норме соборного устава.

Таким образом, спор о монастырских селениях был только на поверхности, но настоящая борьба шла в глубине, и спор шел о самих принципах и границах христианской жизни и практики. Столкнулись две религиозные идеи, два религиозных идеала, в конечном счете, две истины.

Религиозно-философская полемика между нестяжателями и иосифлянами

Максим Грек

Наиболее ярким и показательным эпизодом в истории борьбы между иосифлянами и заволжанами стало дело Максима Грека (ок. 1470-1555/1556), светского Михаила Триволиса. Однако в действительности его суд и осуждение были продиктованы в основном чисто политическими мотивами — сам Максим в связи со своими мечтами ввязался (а может быть, получил прямое поручение) в прямые политические интриги, чтобы добиться помощи России против турок, в то время как Москва стремилась к вечному миру и союзу с турками. Более того, Максим слишком прямо и резко выступал против автокефалии Русской Церкви.

Очень интересна фотография Максима Грека. Он был не только афонским монахом, но и человеком с гуманитарным образованием. Он родился в греческом городе Арти и с самого рождения принадлежал к семье, весьма известной среди греческих и итальянских интеллектуалов второй половины пятнадцатого и шестнадцатого веков. Кин Триволисов был близок к последней правящей византийской династии Палеологов, один из предков Михаила-Максима был Константинопольским патриархом. Михаил учился в Италии, посетил Венецию, Падую, Флоренцию, Болонью, Феррару и Милан, «потому что в греческой стране я не нашел философского учения из-за большой скудости книг». Существуют предположения (разделяемые не всеми исследователями), что Михаил также был в Риме и посещал Германию. Это не был гуманист в западном понимании этого слова, но его можно назвать византийским гуманистом. В любом случае он был человеком настоящей словесной культуры.

В Италии Михаил Триволис сотрудничал с Дж.-Фр. Пико делла Мирандола, Иоанном Ласкарисом, Анджело Полициано — известными итальянскими и греческими гуманистами; участвовал в работе венецианского издателя Альда Мануция. Увлекшись проповедями Дж. Савонаролы, он провел несколько лет в доминиканском монастыре Святого Марка во Флоренции, настоятелем которого когда-то был Савонарола. В 1505 году он покинул это место и отправился на Афон, где стал монахом в Ватопедском монастыре. Мы мало знаем о более чем 10 годах (1505-1517) жизни Максима на Афоне. Мы можем только предполагать — учитывая скудные данные греческих источников, а также анализ его собственных работ, уже написанных в России, — что Максим стал серьезным ученым на горе Афон, знатоком Священного Писания и патристики, канонического права и истории, в ответ на просьбу великого князя Московского Василия III о переводчике книг, и поэтому он прибыл в Москву в 1518 году.

В судьбе Максима Грека есть характерное противоречие. Он был призван как эксперт по греческому языку для проверки и исправления переводов. Но в то же время, строго говоря, ему было трудно извлечь выгоду из своего опыта. Сам Максим для начала вообще не мог говорить по-русски, а в Москве не было людей, знающих греческий. Это кажется почти невероятным, но на самом деле Максим переводил с греческого на латынь, а с латыни переводчик переводил на русский. Даже А.И. Соболевский в свое время был в полном недоумении, как могло случиться, что игумен Ватопедского Афонского монастыря, отвечая на специально сформулированную просьбу великого князя Московского прислать способного старца для перевода книг с греческого на славянский язык, прислал в Россию человека, совершенно не знающего славянского языка. Как отмечают современные ученые, особого противоречия, скорее всего, не было. С точки зрения греков, славянский язык — это неупорядоченный язык, его законы (в отличие от законов греческого языка) не требуют специального изучения, а познаются простым эмпирическим путем.

Митрополит Даниил

Митрополит (1522-1539) Даниил (вторая половина XV века — 1547) был ревностным идеологом иосифлян. Он был прямым, хотя и не очень близким (и не самым популярным) учеником Иосифа, и в его произведениях можно найти прямые черты подражания сочинениям Волоколамского игумена.

Митрополит Даниил известен как автор многочисленных слов и поучений. Согласно традиционному начертанию произведений ораторской прозы, каждое из этих слов состоит из трех частей, но эти части весьма необычны. Первая часть содержит объяснение основного содержания, во второй — для иллюстрации и поддержки мыслей автора приводятся цитаты из Писания и священных произведений, третья часть — «наказание» — состоит из нравственных императивов, вытекающих из основных положений слова. А.А. Зимин отметил, что каждое из слов митрополита Даниила — это скорее научный трактат, чем назидание.

А.А. Зимин считал, что адресатами проповедей Даниила были в основном молодые иосифлянские проповедники. Даниил считал, что люди должны внимательно слушать наставления проповедников и не мудрствовать сами. Он активно боролся с распространением еретического вольнодумства и пытался дать богословское обоснование ряду догматов православной церкви. Так, два слова митрополита посвящены вопросу о Воплощении Христа и искуплении человека от первородного греха. Одиннадцатое слово Даниила посвящено осуждению астрологов: Даниил отстаивает идею всемогущества Божьего провидения и невозможности для грешного и несовершенного человека познать божественные постановления; в этой ситуации никакие звезды не могут предсказать судьбу человека.

Даниил не обошел стороной популярную и актуальную в XVI веке тему взаимоотношений человека и власти. В Слове 8 он говорит о необходимости повиноваться «властям». Исследователи отмечают, что недаром здесь не уточняется, о какой власти, духовной или светской, идет речь: Даниил говорит о повиновении власти в целом и запрещает сопротивление любой власти. Вслед за Иосифом Волоцким Даниил истолковал царя как слугу Божьего, но предпочел умолчать о «царе пыток», лишь обратив внимание на то, что «достойно и справедливо воздавать честь царям». Более того, в одном из своих писем, адресованных человеку, попавшему в немилость, Даниил призывает адресата покориться царю и уповать на Бога.

Даниил осуждал различные пороки людей. Он резко осудил пристрастие к скоморошьим играм, после моды. В одном из своих высказываний он ярко описывает образ царя моды, который бреет волосы и носит «сапоги, полные чертей и маленькие по размеру». Митрополит не одобряет соколиную охоту. В 15-м слове он с горечью восклицает: «Все, что есть плотской любви, все, что греховно и беззаконно, радостно, все на земле хочет жить».

И обличительная манера Даниила, и его особый «грубианский» стиль — обилие уничижительных эпитетов и сравнений — восходят к Иосифу. Но цели его обличений были разными: Иосиф в первый период своей деятельности иногда осмеливался обличать даже очень влиятельных противников, митрополитов и даже самого великого князя; но обличения Даниила всегда были направлены сверху вниз, против того или иного члена его паствы. В связи с этой особенностью обличений Даниила, в них гораздо сильнее затронуты темы повседневной жизни. В трудах Даниила преобладают не столько полемические, сколько назидательные и выразительные моменты, с помощью которых он пытается убедить своих слушателей. Проповеднические слова Даниила отличаются свободой и смелостью в использовании языка, широким использованием просторечий и деталей повседневной жизни. Когда он обличает пороки, он фокусируется не на психологии их носителей, а на изображении их поведения.

Иосиф Волоцкий

Идейный лидер иосифлян Иосиф Волоцкий (в миру Иван Санин, ум. 1515) происходил из дворян Волоцкой земли. Еще в юности он принял монашеский постриг в Пафнутьево-Боровском монастыре, а после смерти первого настоятеля стал его новым игуменом. Вскоре, однако, Иосифу пришлось покинуть Боровск. Причиной такого необычного решения стал конфликт между настоятелем монастыря и великим князем Иваном III. Решающим фактором стало опасение Иосифа, что его личный конфликт с князем может негативно повлиять на первосвятительское отношение ко всему монастырю.

Очевидно, опасаясь нового проявления политики секуляризации церковных земель, проводимой в те годы Иваном III, бывший настоятель оставил владения московского князя своему младшему брату Борису Волоцкому. Здесь он основал новый монастырь Успения Божией Матери, который обычно называют Свято-Иосифов Волоколамским по имени его настоятеля. Начало монашеской жизни в новом монастыре совпало с подъемом северорусской ереси, что нашло отражение в уставе. Раннее изложение правил монашеской жизни, составленное Иосифом Волоцким в начале XV века, предписывало полный запрет на любую личную собственность для монахов, которым даже не разрешалось иметь собственные иконы и книги. Весь порядок монастырской жизни был строго распределен и регламентирован. Таким образом, центром монашеской жизни был храм, где, следовательно, допускалась драгоценная утварь, богатые росписи и украшения. В качестве источников существования монастыря предписывались не только денежные и натуральные пожертвования, но и доходы с монастырских земель и деревень [2, с.196-197].

Прот. Георгий Флоровский писал, что правда Иосифа Волоцкого — это прежде всего правда социального служения, а его идеал — это своего рода «хождение в народ». С точки зрения Иосифа, все члены общества должны выполнять определенную службу. Даже сам король не является исключением. И он включен в ту же систему требований Господа — царь законен, и только в пределах Божьего закона и заповедей он имеет власть. А несправедливого или «жестокосердного» царя нельзя слушаться, он не царь: «Такой царь не Божий слуга, но диавола, и не царь, но губитель». В этой системе монашеская жизнь также является своего рода социальной нагрузкой, особым видом религиозно-земного служения. В случае Иосифа фактическое служение молитвы подчинено этому социальному служению, актам справедливости и милосердия изнутри. Он защищает монастырские селения, можно сказать, из филантропических и социальных побуждений: он отбирает их у богатых и владетельных, чтобы отдать и одарить ими бедных и нуждающихся. Волоколамский монастырь постоянно преображается по инициативе игумена то в богадельню, то в благотворительную столовую для сирот и бедных, то в больницу [1].

В начале 1500 года произошли значительные изменения в отношениях Иосифа Волоцкого с великим князем. В это время Иван 3-й отказался от прежних намерений о передаче церковных земель в княжеское владение; в 1504 году происходит также окончательное осуждение московской группировки еретиков, в пользу которой Игумен выступал в своих трудах. Через несколько лет, в 1507 году, возник конфликт между игуменом и сыном его бывшего покровителя, Федором Борисовичем Волоцким, который захватил часть монастырского имущества. В результате настоятелю Волоцка удалось взять монастырь под свое личное покровительство. Впоследствии Иосиф стал убежденным сторонником власти великого князя, а его монастырь стал местом ссылки для многих последующих церковных лидеров, в лояльности которых власти имели основания сомневаться: в монастыре побывали и Василий Патрикеев, и Максим Грек.

Нил Сорский

Противниками иосифлян в полемике конца пятнадцатого и начала шестнадцатого веков были «нестяжатели», которых также называли «заволжскими старцами». Идеологическим лидером нестяжателей был Нил Сорский (ок. 1433-1508), основатель скита на реке Соре в Белозерском крае.

Сохранившиеся сведения о ранней жизни Нила Сорского крайне скудны и отрывочны. Вероятно, он родился в Москве и в молодости был клерком или писарем. Семья Нила, вероятно, была связана с высшими слоями московской служилой знати; есть основания полагать, что Андрей Федорович Майко, известный писец Василия II и Ивана III, был братом будущего монастырского настоятеля.

В молодости Нил Сорский принял монашеский постриг в Кирилло-Белозерском монастыре, где со временем приобрел авторитет и уважение: в 1489 году архиепископ Новгородский Геннадий даже пытался советоваться с ним по поводу распространяющейся ереси, а через год Нил Сорский присутствовал на церковном Соборе вместе с другими старцами.

Видимо, еще до начала 1490-х годов Кирилл совершил поездку на Балканы и провел некоторое время на горе Афон, где имел возможность ознакомиться с особенностями жизни в различных монастырях и богатыми афонскими библиотеками. Вернувшись из путешествия, старец покинул слишком многолюдный и суетливый Кирилло-Белозерский монастырь и поселился сначала в специальной келье неподалеку, но вскоре удалился на двадцать километров в лес, чтобы основать уединенный скит в Соре.

Отшельнический образ жизни был выбран Нилом вполне осознанно. Здесь монахи жили поодиночке в специальных кельях, настолько разбросанных по лесу, что обитатели могли лишь изредка видеть друг друга, но не могли слышать. Обычные церковные службы проводились только два раза в неделю, поэтому монахи проводили большую часть времени в своих кельях, молясь, читая книги или занимаясь случайными делами. В скит принимались только образованные люди, и разрешался только «ручной труд», который можно было выполнять в стенах кельи, но это был основной источник пропитания для монастыря. Основной идеей, которую Нил Сорский пытался воплотить в обустройстве своего скита, было стремление к «неблаженной монашеской жизни», поэтому монахам разрешалось иметь свою утварь, но только самую простую — иконы и книги; они не держали животных, получали милостыню только в крайних случаях. Конечно, такой образ жизни подразумевал не сплоченную монашескую общину, а отдельных созерцательных аскетов, отшельникам не нужно было обильно украшать свой храм, да и материальная благотворительность не была распространена в монастырях.

Несмотря на свое стремление дистанцироваться от всевозможных событий «внешней» жизни, Нилусу Сорскому всегда удавалось представлять свои взгляды на самом высоком уровне. Исследователи предполагают, что именно благодаря участию этого «старца Кирилла Сорского», всегда проявлявшего немалую терпимость ко всякого рода книжным начинаниям, Собор 1490 года принял крайне мягкое решение о дальнейшей судьбе новгородских еретиков: раскаявшихся бывших приверженцев ереси отправили обратно в Новгород к архиепископу Геннадию «на исправление». На церковном Соборе 1503 года Нил Сорский безуспешно пытался поднять вопрос о недопустимости монастырского землевладения, но он мало участвовал в письменной полемике своего времени. По его собственным словам, он оставил несколько произведений, среди которых главное место занимает так называемое «Предание» — особое наставление насельникам скита, в котором фактически изложены основные черты их устава, — а также знаменитый «Устав» Нила Сорского, который фактически является трактатом автора о внутренней стороне монашеской жизни [2, 198-199 ].

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Здесь темы курсовых работ по философии

Читайте дополнительные лекции: